– Вы принесли мне печальные новости, – проговорила она. – Когда я покидала ту гостеприимную усадьбу, где со мной обошлись так тепло и хорошо, как нигде больше в столице, я надеялась на новую встречу.
– Стало быть, когда вы покинули усадьбу Цзю, он был еще жив?
Госпожа Лю кивнула.
– Кроме того, я покинула усадьбу последней. Повозка застряла в грязи, и мой конюх долго пытался починить колесо. Оттого я задержалась, и господин Цзю был столь любезен, что развлекал меня интереснейшей беседой об образах полной луны в поэзии великих мастеров. Признаться, многое из того, что он говорил, было неизвестно мне ранее. Он такой умный человек… Был.
Госпожа Лю стиснула фарфоровую пиалу в длинных и тонких пальцах.
– Стало быть, вы последняя, кто видел его живым, и ничего странного не заметили?
Госпожа Лю подняла на Шао Чэня взгляд, в котором не было страха:
– Если вы задумываетесь о том, не я ли убила его… Я, конечно же, отвечу, что нет. Но вы мне, конечно же, не поверите. Ведь у меня нет никаких доказательств. Мы были на веранде одни и свидетелей нашего разговора не было. Служанка, что приносила чай, быстро покинула нас, мой же конюх ждал у ворот. Я вышла к нему одна, прикрыв голову капюшоном, чтобы начавшийся дождь не испортил мне платье и прическу.
– Значит, у меня нет оснований полагать, что убийцей были не вы? – улыбнулся Шао Чэнь.
Госпожа Лю поставила чашку на стол. Затем подцепила длинными пальцами изящный кувшин-чахай, и долила чай Шао Чэню, затем себе, затем – пролила несколько капель за украшавшего столик чайного бога.
Шао Чэнь молча наблюдал за ней.
Госпожа Лю поднялась на ноги и проследовала к окну. Некоторое время она стояла, прямая, как натянутая струна, а Шао Чэнь следил за ней из-под опущенных ресниц.
– Когда-то, в совсем юные годы, мои пальцы были так сильны, что могли совладать со струнами цитры цинь… – глухо проговорила она. – Но теперь я не удержу ничего тяжелее фарфоровой чашки. Уже поднять веер для меня непосильная задача. Несколько лет назад меня одолела болезнь, сделавшая мои руки тонкими и слабыми, а спину сгорбленной. Возможно, увидев меня впервые, вы подумали, что мне много лет – старость явилась за мной преждевременно. Я еще могу держать кисть, хоть и совсем недолго, а ясность ума и острота слова не зависят от силы рук. Потому я сочиняю стихи и с гордостью представляю из выдающимся умам, способным оценить тонкий слог. Покровительство господина Цзю открыло бы мне дорогу туда, куда нынче путь закрыт. Мне жаль, что его постигла такая ужасная судьба.
Госпожа Лю повернулась и посмотрела в глаза Шао Чэню. Шао Чэнь поднялся на ноги и поклонился ей: