Канареечное море напирало, толкая под коленки, словно стремясь поглотить своей вездесущей радостью, и с каждым мгновением становилось всё сложнее не поддаться очарованию мягкой беззаботности. Ещё пару минут напора этого всепоглощающего счастья – и они сомнут самого Садовника – не по злобе, а от безбрежного восторга. Стряхивая щебечущих пушистиков, я с трудом выпростала руку с зажатой в ней тяпкой и зашептала чудны́е созвучия с ломающейся интонацией и нелогичными паузами – сперва тихо, потом громче, а затем во всю мощь своей грудной клетки, добиваясь дробного эха, запоздало вторящего моему заклинанию. Металл тяпки посверкивал и брызгал искрами, которые, попав на пушистиков, схлопывали маленьких существ, словно мыльные пузыри. Наконец, от моря пушистиков осталась лишь треть, да и те сиротливо жались по углам долины, жалостливо скуля.
Я убрала тяпку в большой карман кожаного фартука и огляделась – восстановленная гармония сияла мирным благополучием: все растущие, ползающие и летающие обитатели долины красовались на своём месте и в нужном количестве. Но всё-таки, невзирая на возвращённую идеальность, вид унылых пушистиков вносил явный диссонанс в моё самообладание, и мне даже пришлось напомнить себе, что истребление сорняков – благое дело, что это не убийство, а поддержание порядка. Сердце ретиво дёрнулось под гнётом здравомыслия и тут же успокоилось, вновь стуча ровно и беспристрастно.
В Портал я вошла умиротворённой.
4.
– Ма-ма-ма-ма-ма-ма!!!
И так без перерыва и на одной волне. Впечатление, что стадо слонов резвится на моей голове.
– Девочки, – одёргиваю я дочерей из-под одеяла, – дайте поспать!
И они искренне пытаются не шуметь, но у них не выходит – дети не умеют быть тихими по заказу.
– А почему она на ветвях? – раздаётся над ухом.
– Что? – я выглядываю из-под укрытия и упираюсь в улыбчивую мордашку младшенькой.
– Почему русалка на ветвях? – дочка тычет пальчиком в экран телевизора, где толстобокая мультяшная русалка с мерзким зелёным хвостом пытается удержаться на ветвях дуба.
– Она так развлекается… – отмахиваюсь я, ещё не вполне осознавая весь бред нарисованного мира.
– Как развлекается? Соскальзывает? – допытывается дочь.
– О, Господи! Почему она должна соскальзывать? – я путаюсь в собственном одеяле, равно как и в расспросах своего ребёнка.
– Ну, а чем она цепляется – хвостом, что ли? – авторитетно встревает старшая, возникая в амбразуре моего одеяла.
Я, окончательно проснувшись, но не покидая своего убежища, начинаю объяснять дочерям:
– Наши – славянские – русалки выглядят как обычные девушки, с ногами, в исподних рубахах, с распущенными патлами… Они любят сидеть на нависающих над водой ветвях деревьев и зазывать проходящих мимо мужчин.