Эти экономические трансформации изменили семейные отношения и модели мышления. В 1960-х годах деревенские дети были главным образом обделены вниманием, за исключением тех случаев, когда они плохо себя вели: единственной заботой их родителей было препятствовать такому поведению своих детей, которое могло снизить их шансы на брак с партнером, обладающим по меньшей мере сопоставимым наследством. Но к 1980-м годам господствующим способом достижения успеха в жизни стал человеческий капитал, и семьи начали ориентироваться на детей. Теперь родителям приличествовало развивать навыки и менталитет детей, и последние стали ощущать себя выразителями уникальных желаний и способностей, которые теоретически могут быть направлены в продуктивные виды деятельности. Они ощущали себя более свободными и менее связанными условностями, чем их родители.
Эти изменения усилили необходимость добиваться преуспевания в неблагоприятных обстоятельствах. В 1960-х годах семейная собственность оставалась под контролем родителей до самой их смерти. Экономические интересы родителей и детей совпадали и заключались в защите и приумножении собственности. В 1980-е годы родители стали утрачивать контроль над средствами, которые тратились на обучение детей, поскольку те могли преследовать цели, отличавшиеся от тех, что поощряло старшее поколение. Коллиер описывает родителей, которые, вместо того чтобы требовать от своих детей уважения, как это делали их собственные родители, теперь рассчитывали оказывать влияние, завоевывая их любовь. Коллиер останавливается и на положении матерей, которые, как считалось, освободились от старинных патриархальных традиций. Однако они стали гораздо сильнее зависеть от того, способны ли их мужья зарабатывать больше, в сравнении с зависимостью их матерей от своих супругов, с которыми у них была общая собственность. Теперь женщинам приходилось уделять столько же внимания здоровью и благополучию мужей, сколько и детям. Одновременно брак из стабильного института, которому нужно было подчиняться, превратился в хрупкое начинание, над которым требовалось постоянно работать. Вдобавок взрослые мужчины и женщины оказались в ситуации, когда им приходилось убеждать своих родителей, что они будут заботиться о них в старости. Пожилые люди боялись, что их бросят, и видели в заверениях своих детей в любви слишком убедительное свидетельство того, что те ставят личные желания выше куда более надежного чувства долга перед семьей.
Инвестиции в человеческий капитал повсеместно тем больше приобретают значение, чем сложнее становится родителям передавать свои преимущества через материальную собственность. В случае с собственностью, если не произойдет никаких резких изменений, последствия завещания материальных активов легче предвидеть и контролировать. Иное дело – человеческий капитал. Подменяя собой конкретного человека, он всегда пребывает в движении. Родители не могут просто так передать человеческий капитал своим детям. Им приходится на протяжении многих лет вкладывать в образование и развитие детей, и эти инвестиции оказываются лишь «строительным материалом», требующим дальнейших инвестиций со стороны самих детей. Результаты этих инвестиций, материализующиеся по частям на протяжении десятилетий и зависящие от прихотей этих детей не меньше, чем от тенденций в экономике, в высшей степени непредсказуемы. Поскольку инвестиции в человеческий капитал перетекают из поколения в поколение, они формируют семейные отношения и, в свою очередь, формируются ими.