Тогда меня поразили лишь внешние качества этого состоявшегося мужчины – рост, осанка, фигура, глубокие печальные и немного посмеивающиеся глаза реалиста. Их видно сразу. Как любая молодая девушка, я время от времени предавалась тайным фантазиям о связи со взрослым мужчиной, но в их обществе робела, терялась и начинала мямлить. Чаще всего я просто уходила в тень и затем часами казнила себя. Было нестерпимо думать, что они так и не узнают, как я остроумна и мила, сколько во мне достойных качеств, как я разбираюсь в жизни. Мне хотелось юморить, быть очаровательной, но последствия сближений с людьми остужали похлеще перцового баллончика.
Я боялась людей, теперь я ясно вижу это. Но не саму идею человека, а последствия его для себя. То, что они растопчут мир, который я так долго и тщательно собирала по крошкам. Я ненавижу спорить до сих пор. Потому что для меня дико, что кто-то вторгнется в мой замкнутый подводный мир и начнет рушить его своими грязными сапогами. Я не людей боюсь, а их влияния, того, что каждое ничтожество может испортить мне настроение даже своей явной для меня необразованностью. Слишком ценю себя и свое спокойствие, чтобы допускать это. Думаю, этого боятся все люди, поэтому они бывают так агрессивны в спорах. Они боятся крушения тщательно сформированного устоя или просто пытаются доказать, как они умны и непобедимы. Я же, скорее, боюсь крушения атмосферы, гармонии. Одной оставаться легче. Порой я терзаюсь одиночеством, но чаще страшусь мысли, что меня будут разрывать обязательствами выползать из комнаты.
В день второй встречи с Ильей я дольше и глубже обычного крутила педали, заехав по колдобинам, при пересечении которых моя грудь беззастенчиво подпрыгивала, в незнакомую местность. Развлечением и избавлением для меня в то лето, как и в любое другое, был велосипед. Иногда я каталась из-под палки, потому что надо для здоровья и ощущения себя живущей, которое порой отпадало напрочь, но чаще получала такое удовольствие от езды, что теряла счет времени.
Прежде чем я опомнилась от грез, уловила, как на меня мчатся три немаленькие собачки, и явно не с добрыми побуждениями. Обычно в подобных ситуациях я молниеносно поворачивала обратно или просто стояла на месте, как вкопанная. Но тут дело было серьезнее, с собачек капала слюнка, и я, бросив велосипед, взгромоздилась на дерево. Одной, наиболее резвой, удалось несильно цапнуть меня за бедро.
Ободрав ладони и оглядев местность, я начала соображать, стоит ли орать, зовя на помощь. Чувство собственного достоинства удерживало меня от этого. Город плавно переходил в пригород, почти не утрачивая удобств центра. Жили здесь, понятно, господа не бедные. А такие столь высокого мнения о себе и так заняты, что с неохотой ринутся спасать заезжую велосипедистку. Велосипедистов мало кто любит кроме них самих.