Никита относился к своим детским недоразумением с иронией. Он был не из группы неврастеников, готовых из всего сделать трагедию, да и мать, ревностно пиля отца, сына в это не впутывала, никогда, как многие, не унижая авторитет папаши перед отпрыском. Когда Никита вырос, они с матерью уже на равных обсуждали недостатки родителя. Кроме того, Никита всегда каким-то образом ухитрялся понимать разбитые чаяния отца и не ненавидел его. Порой было даже неловко, что именно он послужил причиной беспутной жизни старика. Хотя в глубине души он понимал, что, обладай отец истинной силой, он выпутался бы и добился всего, в отсутствии чего обвинял домашних. Это был лишь безболезненный для собственного самолюбия способ самооправдания.
Мать Никиты была бесхребетная испаряющаяся будто при разговорах женщина, и при этом Никита боялся сделать что-то не так, как она хочет, потому что ее нельзя было расстраивать – столько намучилась с папашей. Удивительно, как с постсоветскими лозунгами: «Одна останешься с дитем» и под бдительным оком родни она все же решилась на развод.
Папаша же со временем из просто не слишком радушного господина превратился в сумасшедшего, который один день спокойно общался с родней, а другой демонстративно отворачивался, понося их и угрожая расправой. Совсем видеться с сыном он не перестал несмотря на существенный перерыв на несколько лет, когда напрочь забыл адрес и телефон бывшей семьи, сетуя только на ежемесячно посылаемые им деньги. Но потом что-то щелкнуло в непримиримом сердце родителя, и сентиментальность пересилила желание отделаться от той части своей жизни. Теперь во времена просветления родоначальник допекал потомка высокоинтеллектуальными рассуждениями о судьбах родины. Никита спокойно сносил это в виду природной незлобивости и пуленепробиваемости благодаря многолетнему сосуществованию с взрывной матерью.
Никита, набрав приличную компанию и выдворив мать к родственничкам, с размахом решил отметить собственное двадцати трехлетие. В предвкушении попойки всю неделю он расхаживал с улыбкой и даже однажды, засевая питательную среду, не простерилизовал помещение.
Обычные для него спокойный голос, вежливые манеры, какой-то свет в глазах, неизменная тихая улыбка сменились состоянием возбужденности. Эля наблюдала другого человека – изящного, смелого, лукавого и остроумного, в вразвалочку обходящего свои владения. Грациозный, не выглядя слабым или женственным – большой дар. Никита относится ко всему внешнему с нескрываемым налетом иронии, что всегда восхищало Элю. Ей иногда становилось страшно от их похожести самой сутью, до пугающего потаенным стремлением к внутреннему, изнаночному, пониманию, что жизнь подарена не просто так, что в ней есть и цель и глубинный смысл.