– Марина раздает некоторые вещи. И потом, ей довольно одиноко после всего…
Она подняла сочувственный и многозначительный взгляд, одновременно поджав губу. Никита смутно припомнил, что Инна и Марина некоторым образом родственники… Такие же непонятные и переплетенные, как в средневековых династиях.
– Ну я тоже… За колонками пришел.
– А эти? Я видела машину. Илья правда притащил свою новую пассию?
Никита напрягся от ее выскальзывающе – ироничного тона, озвученного с приподнятой бровью и полным сознанием собственной непогрешимости, но в глубине души был с ним согласен. Это прокладывало между ними нить сродства, им нежеланную. Ему почему-то показалось, что он был виноват, а она осталась победителем… Инна говорила непринужденно, но с неизменной отстраненностью. О пустяках ли, о вечном.
– Выходишь в свет не накрашенной.
– И что? Ты ведь тоже, но не страдаешь от этого.
– Не ожидала встретить кого-то значимого? – с ней Никита всегда чувствовал себя более уверенным и говорил гадости без страха быть осмеянным. К мужчинам (или только к нему) Инна была поразительно терпима.
– Это тебя что ли? – утробно зафыркала она, про себя отдавая должное его бесцеремонности.
– Истина.
– Мы же с тобой договорились, что истины нет…
– С тех пор вода утекла. А люди, как известно, меняются.
– …и жить так легче. Не нужно сходить с ума, можно просто получать удовольствие… – со своей давней привлекательной убежденность отозвалась Инна.
– Похоже на убегание, – с сомнением проговорил Никита.
Инна быстро взглянула на него и отвела взгляд, не улыбнувшись.
– Ну и пусть.
– «Истины не существует. Но ее поиск – отличный шанс оправдать жизнь», – сказал кто-то не очень умный.
– Настоящие агностики должны говорить, что не знают, можно ли познать мир или нет, а не то, что он непознаваем в принципе. Это попытка уйти от ответственности.
– Я все равно буду думать, что хочу. А с твоей стороны безответственно что-то там говорить про истину, раз уж ты агностик.
– Буду думать, что хочу. Я девочка и не хочу ничего решать.
Никита неудержимо улыбнулся с приятной ноткой ностальгии, как завязавший курильщик, дорвавшийся до сигареты и убеждающий себя, что это на всего одну затяжку. Впрочем, ему впервые за столько времени стало так хорошо от этой неожиданной встречи, от взаимных беззлобных, но чуть ядовитых препирательств, что последствия перестали казаться опасными.