После того, как из наших голов сделали горшки, нам выдали оружие и снаряжение. Раньше я стрелял только на ярмарках в тире и то мазал через раз. М16А2 в моих руках смотрелась внушительно и нереально. Я чувствовал, будто мне ее дали подержать на время, пока реальный владелец оружия отошел. Судя по взгляду парней, стоящих рядом, они испытывали те же чувства. Один из них, безымянных и новоиспеченных джархедов, наклонился ко мне и сказал:
– Черт, надеюсь, я просто буду стоять в карауле у какого-нибудь посольства.
Конечно же, я слышал, что помимо военных действий и выполнения своего прямого назначения многие могут вытянуть счастливый билет, и их определят на охрану государственных объектов и прочего важного правительственного дерьма. Для парней, которым было, что терять, которые не хотели рисковать своей шкурой, но которые хотели зваться военнослужащими, это было идеальным решением их проблем. А мне было наплевать. Что я мог потерять? Разве что свою жизнь. Хотел ли я умереть? Нет. Был бы я против, если бы мне пришлось умереть в бою? Вряд ли. Так что еще тогда, держа в руках свою винтовку, я подумал: если мне скажут идти в бой и стрелять из этой штуки, я именно так и поступлю, только обучите меня, как стрелять так, чтобы не сдохнуть первому.
Оглядываясь назад и вспоминая свои первые недели в тренировочном лагере, я понимаю, что меня здорово поддерживало мое отношение к окружающему миру. Мне было плевать, по большему счету, на все вокруг. Я вставал в 5 утра и шел на построение. Я мог почти сутки не спать, но не валился от усталости, как случилось с некоторыми парнями из моего взвода. Я зубрил характеристики моего оружия, часами сидел за сборкой и разборкой винтовки и молча отжимался, когда инструктор Эмберли в очередной раз придирался к какому-нибудь рекруту и заставлял весь отряд выполнять отжимания или приседы. Наверное, я был кем-то типа идеального новобранца. С таких, как я, пишут нормативы и наши лица фотографируют для брошюр вербовщиков.
Тем не менее, тренировочный лагерь давался мне очень нелегко. Я знал, что будет трудно, но не ожидал, что настолько. Если я скажу, что тренировочный лагерь не показался мне чертовым адским пеклом, я совру. В конце концов, я никак не мог быть готов к нему: я вырос в нормальной семье, у нас был дом со всеми удобствами, я привык принимать душ дольше, чем пару минут, и привык, что иногда можно оставлять кровать неубранной.
В лагере все было по-другому, но все это случилось слишком неожиданно и обрушилось на наши свежебритые головы, как лавина. За малейшую провинность Эмберли был готов снять с нас кожу живьем, и мы часто получали от него многочисленные тычки, удары и море ругани. Если хоть у кого-то из отряда подушка лежала на койке недостаточно ровно, часто приходилось отдуваться нам всем. Если кто-то собирал винтовку недостаточно быстро, мы все спустя пару секунд оказывались на полу и отжимались, сквозь зубы проклиная того, у кого «руки из задницы».