Мало ли, набегались дети.
У них теперь было сокровенное знание, интимная тайна, которую могут знать лишь двое.
Артур с удовольствием и благодарностью отметил в уме, что на этот раз Инночка не вытерла губ.
Он, кстати, тоже.
Сейчас, сидя на уроке, он незаметно задирал верхнюю губу, пытаясь понять, чем она пахнет.
Странно приятное ощущение во рту, когда они нечаянно соприкоснулись языками, подействовало как разряд батарейки, если замкнуть оба контакта.
Щекотно, немного кисло, но приятно.
Открыто и пристально смотреть на Инночку теперь представлялось постыдным.
Артур написал девочке записку: «Кажется, я в тебя влюбился», – но отправить её не решился, вдруг, кто перехватит.
Уроки тянулись, как томление на больничной койке.
Артуру было известно это неприятное ощущение.
На переменах они намеренно и демонстративно стояли отдельно, старательно изображая полное безразличие.
Голова от переживаний шла кругом.
Рассмотреть Инночку, нарисовать для себя её выразительный портрет, никак не получалось.
Подружка отчего-то застенчиво горбилась, смущалась, краснела, двигалась неловко.
Это была та же, но в то же время совсем другая девочка, точнее, теперь уже девушка.
Ведь и она тоже целовалась. Значит, стала взрослой.
Артур, тем не менее, её не узнавал.
Светлую головку, как и прежде, венчали те же кудряшки. Обычное, как всегда, школьное платье, передник с рюшами, скромные ботиночки.
Казалось бы – ничего необычного. Но это совсем не так.
А эти округлые формы: выпуклая попа, узкая талия, округлые коленки, рельефная грудь?
Не было их вчера, точно не было.
Её облик стал волнующе притягивать, соблазнять, манить.
Все эти неожиданно появившиеся из небытия детали хотелось трогать, обнимать, ласкать.
Пусть не на самом деле, хотя бы в воображении.
Артур представил себе, как проводит ладонью по изгибу груди, оглянулся невольно, почувствовал, как пылают уши.
Что-то во всём этом шаманстве было не так.
Не так, как всегда.
Инночка сегодня слишком долго учила уроки.
Артур ждал и ждал, как всегда безропотно сидя на скамейке под окнами, а она всё не выходила.
В голове роились мысли: что он сделал неправильно?
Или все-таки застукал кто-то за гаражами, сообщил её родителям?
Да не было там никого.
Отчего-то стало жалко себя, захотелось плакать.
Неизвестность стала совсем невыносимой.
Артур махнул рукой, безвольно опустил голову и поплёлся, решив, что всё кончено.
Он потерял подругу, вот что главное.
Нельзя было с ней так поступать.
Нечего было лезть со своими дурацкими поцелуями.
Теперь придётся извиняться, просить прощение.
Кто знает, чем его вольность может закончиться.