Мишка побежал искать невесту сам.
Сам побежал.
Коридор был длинный, направо и налево комнаты.
Жених открывал все подряд. Нигде никого не было. В туалете тоже. Мишка даже в дамскую комнату заглядывал. Там Оксаны тоже не было.
Оставалась всего одна дверь.
Жених уже хотел повернуть назад, но чего-то такое услышал. Кажется голос.
Мгновение он колебался, открывать или нет, нужно было торопиться. Если пропустят свою очередь, ждать придётся до окончания всех регистраций.
За последней дверью жених увидел то, чего не должно было быть в принципе, чего просто не могло быть. Не мо-г-ло!
Но было.
Белые кружева, миниатюрные туфельки на высоком каблуке, летающие в воздухе, стройные ножки невесты в ажурных колготках.
Его невесты, которую держали за щиколотки, вколачивая…
Витька Пронин со спущенными брюками вилял голым задом, отчего раздавались шлёпающие звуки. Оксана громко стонала. Оба были предельно увлечены.
Мишка кинул в спину Витьке свадебный букет, хлопнул дверью и побежал. По дороге схватил с чужого стола бутылку шампанского, выбросил в мусорный бак пиджак.
Ещё он вспомнил, что пил прямо из горла, что метался по шоссе в попытке броситься под колёса.
Потом его погасили. Или сам себя вырубил.
Что было дальше, скорее всего, восстановить не удастся. Наверно его увезли на скорой помощи, без документов, ведь паспорт был на регистрации брака.
Мишка не хотел верить.
– Нет, нет и нет, – кричал он, – этого просто не может быть.
– Чего раскричался, – спросила неожиданно вошедшая Мария Ивановна, – потерял чего? Почему дверь нараспашку? Ого, кто это тебя разукрасил, c Чубайсом чего не поделил?
– Потерял, Мария Ивановна? Скорее нашёл. Только понять не могу, зачем Оксанка свадьбу затеяла.
– Может, объяснишь. Одни загадки у тебя нынче.
– Всё хорошо. Наверно так лучше. Холостой я, Мария Ивановна, холостой и свободный. Совсем свободный.
Грань между былью и небылью
– Мама, мамочка!
Розовощёкая с мороза Ася вбежала в мамину комнату в слезах, кинулась было сразу к ней, уже сбросила на пол пальто и шапку, но увидев, как та страдает, остановилась, вытерла тыльной стороной руки следы своего горя.
Виктория Леонидовна вот уже полгода прикована к постели. Сначала у неё было давление, потом заболели почки. Она почти совсем перестала есть.
Теперь мама стала безучастной, постоянно лежит с закрытыми глазами или смотрит в окно на несколько чудом уцелевших на клёновом дереве листьев.
– Это ты, девочка моя! Как я рада тебя видеть. Но слёзы… с Колей поссорились?
– Извини, мамочка, наверно я дура. Нет, хуже. С Колькой всё нормально, он меня любит, только… погоди, мамуля, руки горячей водой погрею и к тебе. Чаю принести?