Возможность оставить всё, как есть, вернуться позднее, даже не приходила в голову.
– Почему, почему, почему, – спрашивал себя Гена и не находил ответа.
Лариса – единственная в его жизни женщина. Он однолюб.
Ни детских, ни школьных романтических приключений у него не было.
Этим качеством верностью, мужчина гордился, женщиной своей неслыханно дорожил, относился к ней как к хрупкому экзотическому цветку: впитывал её сладкий нектар, наслаждался деликатным лакомством, оберегая от тягот жизни, от обстоятельств, житейских трудностей, ударов судьбы, бытовых проблем.
По возможности старался выполнять хозяйственные обязанности, выделял Ларисе значительную часть семейного бюджета на личные расходы, никогда не заводил склок, гасил большую часть незначительных разногласий, уступая во всём.
Взамен ему нужна была только любовь. Разве это так много?
Как же несправедлива жизнь, позволяющая расплачиваться за добро фальшивыми отношениями? Мозг высверливало жгучее желание немедленно проникнуть в сознание Ларисы, тайком узнать, в чём кроется причина предательства, что конкретно подвигло жену свершить над ним духовную казнь?
Геннадий во всём винил только себя, хотел разобраться в причине разобщения, вникнуть в суть своего и жены эксцентричного поведения, в тонкости взаимных отношений, в нюансы трагического несовпадения интересов.
Знать бы, чего любимой не хватало? Не было у него возможности уделять супруге больше внимания: ни друзей, ни посторонних занятий не имел, старался, как мог обустроить комфортную жизнь семьи.
Перестарался?
Гена задумался, отвлёкся, не заметил вовремя как возле остановки, на которой стояла женщина с чемоданом, въехал в глубокую лужу, подняв фонтан брызг.
Грязная вода с головой накрыла бедняжку.
Мужчина зажмурился, сжался, физически почувствовав негодование и праведный гнев, которое вместе с водой стекали с потерпевшей ручьём.
Немедленно остановиться, подать машину назад, извиниться, что-либо в качестве компенсации или оправдания предпринять, – вот что могло усыпить, рассеять невесёлые переживания.
Облитой грязью даме было сейчас гораздо хуже, чем ему.
Женщина не кричала, не выплёскивала оправданное неприятным обстоятельством раздражение. На её лице отражалась лишь беспомощная растерянность.
Она была готова разреветься.
Так обычно выглядят обиженные дети.
Геннадий взял чемодан, не спрашивая разрешения, положил в багажник, не произнося ни слова, слишком уверенно для себя прежнего расстегнул на ней пальто, снял его, встряхнул, свернул грязной наружной стороной и тоже отправил вслед за чемоданом.