Она смело рисовала погосты и кресты и тихонько смеялась про себя, разглядев во множестве точек поцелуй.
Вопросы были необычные, о чем Петр Евгеньевич предупредил заранее. Тем не менее, Савва заходилась в смущении, отчего грудь краснела, а руки тихонечко начинали дрожать. Хотелось отшутиться, расхохотаться, перевести шаг в аллюр.
– Вы писаетесь?
Савва замерла.
– По ночам. Простите, Савва Михайловна, я предупреждал. Просто отвечайте на вопросы.
– Ну, вообще, нет.
– Вообще или нет? – взгляд поверх очков стал серьезным и озабоченным.
– Если в постель, то нет. Господи, это же очевидно.
– Вас что-нибудь удивляет? Ну, может, что-то необычное видели?
– Да, – улыбнулась Савва. – Как Черчилль подмигивает.
– Кому?
– Мне, – Савва захохотала. – Из книжки. По истории. Да шучу я, шучу.
– Хотите похудеть?
– Нет. И не думала. Я плохо выгляжу? – спросила женщина кокетливо. – Не без бредовых идей, доктор, Вы понимаете?
Петр Евгеньевич не изменился в лице, потому Савва продолжила.
– Ну, например, бывает съем пирог с палтусом и грустно так. Думаю, чего съела? Зачем? И настроение портится. Вижу, как мучается Павлик, и такая тоска находит, вся жизнь – ошибка, и в будущем – черт рогатый, – Савва улыбнулась. – Я больше не ем палтуса.
Павлик волновался. Он стоял у окна и переживал. Ужинать не хотелось, как и идти домой. Когда дверь, наконец, открылась, полегчало.
– Вот тапочки, Петя. Мягкие, – мужчина нерешительно поставил пакет на протертый кожаный диван, сев тут же. – Как она?
Петр Евгеньевич снял очки, затем водрузил их снова, потерев красный мясистый нос и передвинув на автомате бумаги, взглянул на друга.
– Избыточное питание, отеки ног. Заключение терапевта: «хронический тромбофлебит». Многоречива, захлебывается словами. Внимание неустойчивое, легко отвлекается от темы беседы. Рассказывает, что родилась в Рязани, где много видных ученых, рифмует свою фамилию с их именами. Настроение приподнятое, обеспокоенности сложившейся ситуацией не проявляет. В отделении подвижна. Проснувшись в три-четыре утра делает зарядку, стирает белье. Во время врачебных обходов рапортует: «Здоровье, как у космонавта». При расспросах о… о тебе, заявляет «может быть, убила», «он был неправильным человеком». Критическая оценка своего состояния нарушена. Паша, я рекомендовал считать ее невменяемой. Не надо больше забирать домой.
– Она плакала.
– О Ленке подумай.
Павлик вспомнил дочку. Вернее ее глаза, полные ужаса и стыда.
«Бедная девочка, бедная девочка» – причитали любопытные соседи, наблюдающие, как Савва бегает по двору в чем мать родила.