Эмерсон начал подниматься.
– Прокля…
Я захлопнула ему рот обеими руками. Через мгновение Эмерсон утих, и я почувствовала, что руки можно убрать без опасений.
– Тс-с! Слушай, – выдохнула я.
Шорох голосов и звуки движения продолжались, и в конце концов мои напряжённые глаза разглядели – не отдельные фигуры, а движущуюся часть тьмы. Сколько их там было? Явно больше, чем один или два. Казалось, они спорят. Постепенно их голоса повысились, и резкий шёпот пронзил тишину ночи:
– Я говорю вам, он солгал! Что Гений сделает с нами, если узнает…
Шипящее возражение заглушило его голос. И всё погрузилось в молчание; временное соглашение было достигнуто. Затем последовали звуки потаённого движения. Камешки катились и гремели; что-то скрежетало по скале.
Эмерсон больше не мог этого выносить; он приподнялся на одно колено. Я вцепилась в его тюрбан и прижала рот к его уху:
– Эмерсон, подожди, пока они все не войдут в гробницу. Тогда мы можем уползти...
– И позволить им ограбить МОЮ гробницу? – Его яростный шёпот отозвался эхом, будто отдалённый голос возмущённого божества. Он повернул голову, оставив тюрбан в моих руках, и вскочил на ноги. Стянув халат через голову, он бросил его мне. – Вы с Селимом уходите и приведите Картера.
– Эмерсон! Возьми хотя бы мой… – Но когда я освободилась от запутанных складок его одежды, он уже был вне пределов досягаемости. С пистолетом в руке, я бросилась вслед так быстро, как только могла. Селим, задыхаясь от волнения, наступал мне на пятки.
Я догнала Эмерсона; он стоял на уступе примерно десятью футами ниже тропы. Уступ был настолько мал, что носки ботинок торчали над пустым пространством, тёмным и узким, как глотка крокодила.
– А, вот и ты, Пибоди, – заметил он. – Подожди минутку, я сейчас вернусь.
И без дальнейших церемоний встал на колени, обеими руками схватился за выступ скалы и погрузился в расщелину.
Молчание и осторожность больше не требовались. Эмерсон либо спускался в гробницу, либо проходил мимо неё по пути на дне ущелья, недвусмысленно сообщая о себе всем, кто находился неподалёку.
Хотя каждая мышца и каждый нерв вопили о необходимости немедленно действовать, я заставила себя быть спокойной. После долгих лет жизни с Эмерсоном я привыкла к подобным ситуациям. Сняв собственную одежду, я отбросила её в сторону. Затем легла на землю и зажгла свечу.
Склон не был обрывистым; в обычных обстоятельствах я бы запросто с ним справилась, используя свой верный зонтик в качестве палки. Но в нынешних обстоятельствах, когда промах мог отправить меня в бездонную пропасть, я решила не рисковать. С сожалением отложив в сторону зонтик и свечу, я велела Селиму сесть на край уступа и протянуть мне руку. Абдулла бы поспорил со мной (правда, недолго). Селим никогда не спорил со мной, но сделал бы это, если бы посмел. Наши лица находились совсем близко друг к другу, когда я начала спуск, цепляясь за его руку; его глаза так расширились, что глазные яблоки блестели, будто голубиные яйца.