Смерив меня безразличным взглядом, она перевела взор на Эмерсона, изучила его с ног до головы и с головы до ног, и её губы раздвинулись в улыбке. Она явно ожидала гостей, потому что была одета в лучшие наряды. Серебро свисало с её ушей и бровей и звякнуло на запястье, когда она поднесла сигарету к губам.
Эмерсон начал:
– Салам алейкум… э-э…
Она перебила его, жестикулируя сигаретой.
– Меня зовут Лейла, Отец Проклятий. Он там.
– Там? – глупо повторил Эмерсон. Он не ожидал такой готовности к сотрудничеству.
– Прячется в углу, как ласка, – последовал презрительный ответ. – Ты скоро его найдёшь, так почему бы мне не сказать тебе правду, пока ты не разрушил мой бедный дом?
– Очень разумно, – одобрил Эмерсон. И погрузился в занавеску, на которую она указала. Вопль объявил об обнаружении Хамеда. Эмерсон вернулся, таща его за шиворот.
Женщина слезла с дивана и пошла за ним к двери.
– Если бы ты навестил меня, Отец Проклятий, для тебя я снизила бы цену до…
– О Боже! – воскликнула я. – Это уж слишком, мисс… мадам…
– Выбрось из головы, Пибоди, – буркнул Эмерсон. – Провалиться мне на этом месте, ты думаешь, что я в настроении для... Даже если бы я согласился, чего никогда бы не случилось... Чёртовы бабы, с ними голову потеряешь!
Зрители рассеялись, когда мы вышли из дома, а затем перегруппировались, отойдя на небольшое расстояние, и неподалёку от нас осталось три человека. Те самые, кого я заметил раньше, и на их лицах явственно читалась угроза. Хамед, раздирая ткань, сжимавшую его горло, с трудом прохрипел:
– Отпусти меня. Отпусти меня, или они...
– О, я думаю, что нет, – улыбнулся Эмерсон, усиливая хватку, так что угроза закончилась сдавленным бульканьем. – Пибоди, твой зонтик, пожалуйста.
Я не понимала, что он имел в виду, но, руководствуясь его словами и жестами, взмахнула орудием, о котором шла речь.
Двое наших противников поспешно отступили, а один – самый крупный и мускулистый – упал на колени.
– Нет! – завизжал он. – Нет, только не это! Ситт Хаким, Эмерсон-эффенди, пожалуйста, прошу, не надо!
Поистине драматическая сцена: трясущийся от страха человек, лицо которого блестит от пота, а руки подняты, как в молитве; благоговейное кольцо наблюдателей; впечатляющая фигура Эмерсона, возвышающаяся над просителем; и жалкий, раболепный, хныкающий пучок тряпок – Хамед. Разве что зонтик вносил некоторый диссонанс. Я стояла неподвижно, разрываясь между удивлением и весельем. Затем Эмерсон сказал:
– Встань, Али Махмуд, и уходи. Пибоди, ты можешь опустить своё… э-э… оружие. Теперь, Хамед, поговорим.