Я оглянулась на дом. Лейла стояла в дверном проёме, положив руку на бедро. Она широко улыбнулась и подняла руку на прощание.
– Думаю, богатая вдова, – сказал Эмерсон, наблюдавший за обменом любезностями. – Дом должен быть её собственным, и у неё достаточно характера, чтобы запугивать Хамеда. Интересно, сколько ей известно о его деятельности?
Я крепко сжала его руку.
– Не достаточно, чтобы оправдать твой визит.
– Откуда ты знаешь, сколько... О, – замялся Эмерсон. – Я понял тонкий намёк, Пибоди. Или это была угроза? Излишне, уверяю тебя. Где этот кот?
– Охотится, – ответила я, когда Анубис рысью подбежал с жирной крысой во рту. Он уронил её у ног Эмерсона.
– Самый деликатный из вас, – сказал последний, подбирая крысу за хвост и передавая её Абдулле. – Подожди, пока мы уйдём, прежде чем выбросить её, Абдулла, невежливо быть неблагодарным.
– Тьфу, – сжал губы Абдулла.
Эмерсон усадил кота себе на плечо, и я заметила:
– Этот парень – пожалуй, его можно назвать одним из головорезов – несомненно, вёл себя очень странно. Как тебе удалось довести его до такого невероятного ужаса?
– Не мне, – ответил Эмерсон. – А тебе. Или, выражаясь точнее, этому твоему нелепому зонтику. Разве ты не знаешь, что он считается невероятно сильным магическим оружием?
– Вечно ты шутишь.
– Ты стала легендой при жизни, Пибоди, – торжественно произнёс Эмерсон. – Истории рассказываются и повторяются вокруг деревенских костров, с каждым повторением усиливая производимый эффект. Легенды о великой и грозной Ситт Хаким, чей могучий зонт способен поставить сильных людей на колени и заставить умолять о пощаде. За это следует поблагодарить наших верных людей, – добавил он со смехом. – Особенно Дауда; он лучший рассказчик в семье.
– Просто нелепо, – фыркнула я.
– Но полезно. – Эмерсон согнал с лица улыбку. – Не слишком полагайся на эту легенду, дорогая. В неё верят только самые суеверные и наименее искушённые местные жители.
Я обернулась, чтобы посмотреть на Абдуллу, который топал позади нас, бормоча про себя. Похоже, что он до сих пор злился, потому что ему не разрешили изуродовать Хамеда. Поймав мой взгляд, он застенчиво признался:
– Это правда, Ситт. Дауд не верит в истории, а рассказывает их только потому, что он большой лжец и любит всеобщее внимание.
Когда мы уселись на коней, Эмерсон застыл на несколько мгновений, не отрывая взгляд от холмов на севере. Тоска на его лице была такой же острой, как и у влюблённого, наблюдающего за недостижимой возлюбленной, но, обладая благородной душой, он поступился стремлением ради долга.