– Переоденься, дорогой, и мы вместе пойдём пить чай. Доктор сказал, что сегодня вечером Рамзес может ненадолго встать с постели, если будет осторожен.
С некоторым смущением Эмерсон взял печенье с тарелки, предложенной Нефрет, и позволил мне вывести его из комнаты.
– Итак? – настоятельно спросила я.
– Что – итак? – Эмерсон закрыл дверь и двинулся ко мне.
– Ты ужасно пахнешь летучими мышами, милый, – уклонилась я от его объятий.
– Я? Да, наверно. Извини, Пибоди. Сама знаешь, к запаху привыкают. – Стоя перед умывальником, он начал исправлять возникшие трудности, и когда он приступил к омовению, я ответила на вопросы о визите врача и сообщила, что рассказал Давид о статуе Тетишери.
– Не слишком-то много это добавило к тому, что мы уже знаем, – проворчал Эмерсон. – Я хотел бы задать этому молодому человеку несколько вопросов. Помнишь статую, которую мы нашли вчера в прихожей – богиню-гиппопотама?
– Трудно забыть. Ты узнал, как она туда попала?
– У меня есть теория или две, но не было возможности исследовать ни одну из них. Чертовски непродуктивно... Где, к дьяволу, мои чистые рубашки?
Они лежали там, где и всегда – в верхнем ящике бюро. Я достала одну и, когда он повернулся, чтобы взять её, у меня перехватило дыхание.
– Непродуктивно, вот как? Что произошло?
– Очень мало. Я же говорил... Ах, это... – Он посмотрел на темнеющий синяк на груди. – Мне жаль разочаровывать тебя, милая Пибоди, но никто не пытался меня убить; просто случайность, во многом из-за моей неуклюжести. Видишь ли, я стоял на верёвочной лестнице, бил молотом по скале чуть ниже входа...
– Эмерсон, во имя Неба! Зачем заниматься такой ерундой?
– Совсем не ерундой. – Он оттолкнул мою руку и закончил застёгивать рубашку. – Как тебе известно, вход очень узкий; кроме личных неудобств, мы не можем пронести через эту трещину ни один крупногабаритный предмет, даже корзину. Его требовалось расширить, и это вполне очевидно легло на мои плечи. Проклятая кувалда отскочила назад под неожиданным углом, вот и всё.
И исчез за дверью, прежде чем я успела ответить. Я последовала за ним в комнату Рамзеса.
– Почему бы не принести чай сюда? – спросил он. – Рамзес, кажется, удобно устроился.
– Слишком удобно, – ответила я, с тревогой изучая сцену, выглядевшую похожей на оргию больше, чем когда-либо. Нефрет сидела на краю кровати, Селим проснулся и жадно смотрел на печенье, которое законы Рамадана не позволяли ему есть, а голова Бастет утонула в миске с куриным супом. Анубис сидел на окне, наблюдая за Бастет и облизывая усы.
– Ему придётся ненадолго встать с кровати, – продолжила я. – Чтобы перестелить простыню и вытрясти её от крошек. Кроме того, невежливо игнорировать Гертруду.