Пруд гиппопотамов (Мертц) - страница 139

Он не собирался этого делать. Единственной видимой реакцией стала мелкая дрожь красивого изогнутого подбородка и движение руки, державшей письмо. Он собирался положить его в карман. Я протянула руку и забрала письмо.

Прочитав сообщение, я сказала стюарду:

– Передайте повару, что нас с профессором за обедом не будет.

Эмерсон выпалил в пространство, не обращаясь ни к кому лично:

– Ад и проклятие!

Когда Дауд оттолкнулся от берега, Эмерсон раздражённо сказал:

– По крайней мере, ежедневный перерыв начинается раньше, чем обычно. Возможно, я смогу наконец-то спать всю ночь.

– Как ты думаешь, что он хочет? – спросила я, поправляя кружевной шарф на волосах.

– Амелия, с тех пор, как ты прочитала эту записку, ты уже двадцать раз спрашиваешь одно и то же. Какой смысл в пустых размышлениях? Мы скоро узнаем ответ от самого Риччетти.

– Но, Эмерсон, ты знаешь, что это неправда. Он нагородит горы лжи, чтобы ввести нас в заблуждение. Запутать нас – вот для чего он нас пригласил.

Я была включена в это приглашение. Осознание этого вполне оправдало меня за чтение чужого письма – ведь если бы я этого не сделала, Эмерсон ни словом бы мне не обмолвился.

Сам Эмерсон продолжал дуться и не отвечал, поэтому я продолжила:

– Не правда ли, странное совпадение, что Риччетти появился в Луксоре сразу после того, как мы нашли статую гиппопотама? Возможно, именно таким причудливым способом он решил объявить о своём прибытии.

Как я и ожидала, эта речь вызвала ярость Эмерсона, а с разозлившимся мужем, по моему опыту, легче иметь дело, чем с надутым.

– Ты чертовски увлечена любопытными совпадениями, Амелия! Возможно, он здесь уже несколько недель. Что касается мистического значения гиппопотамов, могу только предположить, что перевод сказок ударил тебе в голову. Почему, к дьяволу?..

И так далее. Спор помог ему остаться оживлённым и счастливым во время путешествия. Я прислонилась к его плечу и наслаждалась видами.

Риччетти пригласил нас пообедать с ним в Луксоре. Когда мы приехали, он был уже на месте, в центре взоров присутствующих. Если бы не официанты в фесках и красных туфлях, обеденный салон Луксора мог располагаться в любом английском отеле – дамастовые скатерти и салфетки, хрустальные бокалы и изящный фарфор, а также посетители в традиционных европейских вечерних нарядах. Риччетти выделялся в этом окружении, как канюк в клетке с воробьями. Присутствие двух охранников, стоявших за ним неподвижно, как статуи, придавало особенную экзотическую окраску всей сцене. Ему отвели один из лучших столиков в углу возле окон, и, увидев нас, он поднял руку в знак приветствия. Глаза не отрывались от нас, словно ведомые пружиной.