– А вы не боитесь, что я стану работать слишком быстро? – иронично спросил Эмерсон. – Преданный отец может в спешке перелопатить всё подряд, не беспокоясь о вашей прибыли.
– Не вы, мой друг. Ваши принципы слишком хорошо известны. Грубое их нарушение вызовет подозрения. Обдуманная скорость и разумный компромисс – вот всё, что я прошу. Допустим, две недели?
– Две недели? Невозможно!
– Некоторые ваши коллеги управятся за два дня, – ответил Риччетти с улыбкой ящерицы. – Меня не волнуют обломки керамики и дерева. Снять пенки – вот наша главная цель. И непременно откройте саркофаг. Мне нужно всё то, что внутри – гробы, мумия и любые другие предметы.
– Постойте, – перебила я. – А Давид? Его тоже следует вернуть нам.
Риччетти выглядел по-настоящему озадаченным.
– Давид? А, туземный парнишка! Почему вы спрашиваете о нём? – Затем на его лице появилась медленная насмешливая улыбка. – Ах, эта знаменитая британская сентиментальность! Миссис Эмерсон, не будет ли вам неприятно узнать, что он не испытывает к вам такой же верности, какую вы, кажется, испытываете к нему?
– Он не ваш узник? – вмешался Эмерсон.
– Я не знаю, где он, и мне всё равно. Без сомнения, он вернётся к вам, если захочет. Больше нет вопросов. Мы договорились?
– Да, – сказал Эмерсон.
– Отлично. Последнее предупреждение. Я слишком хорошо знаю вас, чтобы предположить, что вы потеряли надежду найти мальчика и освободить его. Я был бы очень раздосадован, если бы вы попытались это сделать. Позвольте мне прояснить всё до конца во избежание печальных недоразумений. Если вы оба не будете присутствовать на раскопках каждый день, я посчитаю, что вы заняты чем-то другим – тем, от чего я предостерегал вас. Ваша первая обязанность, друзья мои – ваш сын. Если вы упустите это из виду, я пришлю вам небольшое напоминание. Возможно, палец или ухо.
Не помню, как я вышла из кофейни. Когда я снова начала осознавать окружающее, то сидела на потрескавшемся краю фонтана, и с подбородка капала вода, а Эмерсон наклонился ко мне:
– Скажи что-нибудь, любовь моя. Что-нибудь!
– Проклятье, – пробормотала я. – Я не потеряла сознание, надеюсь? Если я позволила этому сукиному сыну испытать удовлетворение при виде моего обморока...
– Это моя Пибоди, – улыбнулся Эмерсон с глубоким вздохом облегчения. – Нет, моя дорогая, ты двигалась на собственных ногах, твёрдая, как скала. Только когда мы вышли на свет, и я увидел твоё лицо, то понял, что ты не в себе. Возьми меня за руку и пошли отсюда.
Он поднял меня на ноги. Хотя голос его звучал ровно, но губы побелели, и я выдохнула: