и тому подобное, Абд эль Хамед. Ты пригласишь нас?
– Вы оказываете честь моему дому, – угрюмо ответил Абд эль Хамед.
Повернувшись, он перенёс весь свой вес на костлявое коричневое плечо помощника. Мальчик напрягся и прикусил губу; пальцы Хамеда напоминали когти, и ногти сильно вонзились в детское тело. Которого было не так уж много. Я могла бы пересчитать все его рёбра, так как он носил только пару рваных подштанников до колен. Мальчик казался на год или два моложе Рамзеса, хотя возраст таких несчастных, недоедающих и подвергающихся скверному обращению, трудно оценить. Голые голени пестрели синяками, а большой палец на правой ноге был сплошной гнойной раной.
Эмерсон видел то же, что и я. Со сдержанным арабским ругательством он отодвинул мальчика в сторону, схватил старика под руку и прошёл в дом.
Комната была похожа на любую другую в подобных домах – пол из взрытой земли, стены из глиняного кирпича, высокие и узкие окна. Помимо дивана, стоявшего у стены, единственным предметом мебели был низкий стол. Эмерсон устроил старика на диване, сбросив кур, которые там ночевали, и пригласил меня сесть.
– Да, отдохни, уважаемая Ситт, – кивнул Хамед. – Я позову своих женщин, чтобы приготовить…
– Не нужно их беспокоить, – мягко прервал Эмерсон. – Я обожаю приобретать древности, Хамед; давайте посмотрим, что у вас есть, а? – Одним длинным шагом он добрался до занавешенного дверного проёма сзади и вошёл в соседнюю комнату.
Визг удивления и тревоги приветствовал его появление, и Хамед, чудесным образом оправившись от немощи, вскочил и поспешил за Эмерсоном. За ним последовали мы с Рамзесом и Нефрет.
Комната была мастерской, а кричал малыш, которого Эмерсон ухватил за воротник грязной галабеи[89]. На полках, теснившихся на стенах, располагалась коллекция ушебти, скарабеев и других мелких предметов старины. Вокруг валялись простые инструменты торговли – небольшая печь для выплавки фаянса[90], различные формы, долота, резцы и пилки.
Эмерсон отпустил ребёнка, сбежавшего через другую дверь. Выбрав предмет с полки, он протянул его мне.
– Не так плохо, а, Пибоди? Мастерская Хамеда славится лучшими подделками в Луксоре. Но это – не высший сорт, который предлагается серьёзным коллекционерам, таким, например, как Уоллис Бадж.
Рамзес подобрал большого скарабея из зелёного фаянса.
– Это действительно неплохо, отец. Однако иероглифы ошибочны. Он скопировал текст Аменхотепа III, но знак совы…
Удивительно, но его прервал мальчик, а не Хамед. Вырвав скарабея у Рамзеса, он подступил к нему вплотную, сверкая глазами: