– Всё верно, сын слепого верблюда! Я знаю знаки!
Эмерсон, казалось, не наблюдал за Хамедом, но его сапог перехватил палку, прежде чем та нанесла удар по голени мальчика.
– Так это сделал ты, сын мой? Как тебя зовут?
Парень обернулся. Гнев придал воодушевление тонкому лицу; он был бы весьма симпатичным, если бы лицо не искажалось грязью, синяками и угрюмой яростью.
– Как тебя зовут? – настоятельно повторил Эмерсон.
– Давид. – Ответ последовал от Абдуллы, стоявшего в дверях. – Его зовут Давид Тодрос. Он – мой внук.
4.
ИСКРЕННОСТЬ НЕ ЯВЛЯЕТСЯ
ХАРАКТЕРНОЙ ЧЕРТОЙ ПРЕСТУПНИКОВ
– Что твой внук делает в таком месте, как это, Абдулла? – сурово спросила я.
Абдулла потупил глаза под моим возмущённым взглядом.
– Это не моё дело, Ситт Хаким. Я бы взял его в свой дом. Но он не согласен. Он предпочитает голодать и получать побои от этого преступника, нежели…
– Быть слугой инглизи[91], – прервал мальчик. Его глаза, дикие, как у пойманного животного, метались по комнате. Я стояла в одной двери, а Эмерсон – в другой, поэтому побег был невозможен. Парня загнали в угол, но не заставили сдаться; он поджал губы и плюнул – не в меня или Эмерсона, поскольку не был опрометчивым, но между ног Рамзеса. Выражение лица моего сына заметно не изменилось. Однако я могла бы объяснить Давиду, что он допустил серьёзную ошибку в своих рассуждениях.
– Ты предпочитаешь быть рабом этого человека? – бесстрастно спросил Эмерсон. – Инглизи не бьют своих слуг.
Губы мальчика скривились.
– Они нанимают их, как «принеси-унеси», а затем вышвыривают прочь. А здесь я изучаю торговлю. Я учусь... – Он размахивал скарабеем перед носом Эмерсона. – Знаки верны. Я знаю, что там написано!
– Ах, так, – ответил Эмерсон. – Тогда прочитай эту надпись.
Она была скопирована с одного из памятных скарабеев Аменхотепа III. Я узнала имена и титулы, которые выкрикивал Давид, указывая на знаки грязным пальцем, но через некоторое время он умолк. Рамзес, несомненно, знавший текст наизусть, открыл рот. Поймав взгляд отца, он снова закрыл его.
– Очень хорошо, – кивнул Эмерсон. – И сработано не хуже. Что ещё ты сделал для Хамеда?
Мальчик настороженно посмотрел на хозяина и пожал плечами. Хамед, усевшись на стул, решил, что пришло время заявить о себе.
– Отец Проклятий, ты величайший из людей, но по какому праву ты врываешься в мой дом и спрашиваешь моего ученика? Я покажу тебе свою жалкую коллекцию, если хочешь. Отпусти мальчика. Он ничего не знает.
– Мальчик может уйти, когда захочет, – мягко произнёс Эмерсон. Хамед, отлично знавший эту интонацию, громко сглотнул. – И куда захочет. Давид, мы нанимаем рабочих. Если ты придёшь к нам сейчас или в любое другое время, с тобой будут хорошо обращаться.