Я стояла довольно близко к Али Мураду, поэтому чувствовала постепенное нарастание напряжения, когда Эмерсон стал рассматривать осколки, по очереди поднося свечу к каждому из них. В какой-то момент торговец издал едва слышный вздох облегчения, а затем перевёл дыхание, когда Эмерсон повернулся к одному из предметов.
Это оказалась роспись, а не рельеф. Цвета были яркими и чистыми, кроме тех мест, где пыль размыла их.
Прежде чем я смогла разобрать детали, Эмерсон обернулся, высоко подняв свечу. Независимо от его намерений, этот жест усилил тени и подчеркнул резкие черты лица, с самого начала отнюдь не любезного. Он выглядел похожим на демона.
– Где ты это нашёл?
Голос Али Мурада сломался, как голос Рамзеса.
– Эффенди…
– Я получу ответ тем или иным способом, – промолвил Эмерсон.
Лицо Али Мурада, точно так же искажённое тенью, превратилось в маску неприкрытого ужаса. Я подозревала, что Эмерсон был не единственным, кого он боялся. Оказавшись между молотом и наковальней, как гласит старинное изречение, он ухватился за слабую нить надежды:
– Всем известно, что Отец Проклятий не возьмёт в руки курбаш[110].
– Конечно, нет, – согласился Эмерсон. – Кнут – это оружие слабого. Сильному человеку это не требуется, и он не прибегает к пустым угрозам. Ты скажешь мне то, что я хочу знать, потому что я – Отец Проклятий, и мои угрозы не расточаются впустую. Кто это был? Мохаммед Абд эр Расул? Абд эль Хамед? А, я так и думал. Вот видишь, Мурад, как легко получить ответ?
Он снял пальто и осторожно обернул его вокруг расписного фрагмента, прежде чем взять в руки. Лицо Али Мурада масляно блестело от пота, но при виде этого вопиющего разбоя он набрался достаточно смелости, чтобы возразить:
– Ты не можешь этого сделать. Я буду жаловаться...
– В полицию? Хоть сейчас. В нарушение всех моих принципов я оставляю тебя с остальными украденными товарами. И даже не скажу этим американским туристам, что известняковая голова – это подделка. Я думаю, она вышла из лавки Абд эль Хамеда, и сработана недурно. Возьми свечу и проводи нас вниз.
Абдулла, оставшийся на страже у двери, посторонился, чтобы позволить нам пройти.
– Всё хорошо? – спросил он таким тоном, будто и не ожидал ничего иного.
– Да, конечно, – ответил Эмерсон тем же тоном. Повернувшись к Али Мураду, стоявшему с зажжённой свечой, словно факельщик, он пожелал ему приятного хорошего вечера.
Ответа от торговца древностями не последовало. Казалось, он даже не замечал, что горячий воск капает ему на руку.
Как только мы вышли из магазина, Эмерсон вручил Абдулле фрагмент картины. Он подошёл близко ко мне, но не предложил мне руку, и его глаза продолжали двигаться, исследуя каждого прохожего и вглядываясь в каждый тёмный дверной проем. Я совершенно не верила, что Али Мурад нападёт на нас, чтобы забрать свою собственность – если можно назвать её принадлежащей ему. Он казался до предела запуганным, чуть ли не окаменевшим. Однако я подумала, что разумнее не отвлекать Эмерсона разговорами, и поэтому подождала, пока мы не дошли до лодки и не отчалили, прежде чем открыла рот: