Свинья завизжала, пронзительно на весь поселок.
Я принес из дому старые одеяла, тряпки, брезент, сложил все у входа в катух, рядом с акацией и горой соломы. Пытаясь перекрыть визг, позвал отец:
– Дима, Джим… – это он мне.
Я распахнул калитку, подошел к ним.
– Залазь, посмотри, не идет что-то, – прокричал отец, указывая головой на визжащую дыру-дверь.
Я залез в свинарник – передняя нога свиньи провалилась между досками. Я потащил ее, нога согнулась, подломилась, что-то хрустнуло и, наконец, я выдернул ее – копытце сломано и висит, белеет обнаженный мосол, но тут же нога дернулась и погрузилась в темную соломенную подстилку.
Свинья визжала, упиралась, била ногами… дядя Григорий и отец налегали на веревку, тела их наклонялись то назад, то, с громким «гаа-а», вперед…
Наконец, показалось копыто, стянутое шпагатом, потом вся нога, еще усилие и туша гулко шмякнулась на землю, свинья умолка на миг… И уже не успела завизжать вновь… Дядя Григорий выхватил из-за пояса длинный узкий нож, коротко дернул плечом, и лезвие мягко вошло в серую, с налипшей соломой щетину.
Свинья захрипела… забулькала.
Пошел мелкий, в крупинку, снег. А на акации рядом с калиткой не опали еще жухлые листья кирпично-грязно-зеленого цвета и на них сыпал снег.
Свинью вытащили из катуха.
Мама принесла два ведра горячей воды, поставила рядом с брезентом и тряпьем. Достала из телогрейки три ножа, бросила на брезент.
Свинью подтащили к куче соломы, отец освободил ее ногу от шпагата.
Дядя Григорий закурил, взял вилы… Дым от папиросы мешался с редкими снежинками…
Дядя Григорий вздохнул:
– Э-э-э, и что за зима нынче… Помню, по молодости, в эти времена – снегу по пояс! А? Трофим!
Отец подкладывал под бока свиньи красные кирпичи, для устойчивости, чтоб не валилась.
– Да ты че, Григорий, ты где жил-то по молодости? Забыл?.. Откуда у нас снегу по пояс?
– А-а-а… – дядя Григорий недовольно сплюнул, поддел вилами солому, принялся обкладывать со всех сторон притихшую свинью.
Мама принесла паяльную лампу, ведро с бензином, оставила все рядом с брезентом, пошла к дому.
Дядя Григорий протянул мне спички:
– Ну, пали, казак.
Вздохнул:
– Нет, Трофим, надо было дождаться хороших морозов. Ну, ты посмотри, это снег, что ль? Манная каша! Бывает разве такой снег?
Я чиркнул спичкой – язычок обнял сразу две соломинки, спрятался вглубь и… поднялся светлой дымной струйкой.
Отец специальной иглой с длинной плоской ручкой прочищал паяльную лампу, тихо бормотал:
– Снег и снег, поначалу всегда такой, крупинками сыпет.
Разгорелось густое пламя, повалил клубами белый дым, полетел облаком в сторону домов, в сторону улицы, единственной улицы во всей бескрайней степи.