— Грейем, — отец зовет меня в прихожую, поглядывая на маму, что возится с вазой и цветами. — Что ты натворил?
— В каком смысле?
Клиффорд шарится в кармане брюк и вынимает свернутое вдвое письмо.
— Прочти.
Я разворачиваю лист и скольжу глазами по строчкам:
«Передай спасибо моей дочери и знай, что за долги всегда нужно платить»
— Джерри?
— Да, мне позвонил его помощник и сказал, что мистер Эплби уезжает и напоследок, прощает мне кругленькую сумму. Я перезвонил сукину сыну, а он посмеялся в трубку, и отключился.
— Неожиданное решение.
— И я о том. Что вы с Мэй провернули?
— Тебе не понять.
— Отчего?
— У Мэй и Джерри сильные родственные узы.
— Грэм…ты же понимаешь, что Натали и я…
— Да, об этом можешь не переживать, — я горько улыбаюсь. — А теперь, позволь, я прогуляюсь.
Отец решительно обнимает меня и так тепло заявляет:
— Мы оба сильно ошибались, но кроме вас с Ланой, мне никто не нужен.
— Ладно, иди к маме, ее индейка объединение.
— Как же семейный ужин?
— Не все сразу. Дай мне время.
Зов мамы, отвлекает отца, и я выскальзываю на свежий, даже искристо-морозный воздух. Как ты там, моя плакса…
Когда любишь кого-то стреляешь в луну, тушишь солнце…мелодичная баллада в наушниках заглушает мой четкий бег в парке Федерал Хилл. Близость гавани, дает мне возможность надышаться ноябрьским бризом и втянуть ртом свежие хрустящие крупицы первого снега. Неделю назад, я вернулась в Балтимор и сразу же погрузилась в тренировки. Тимбао, специально для меня, вешает на стене клуба огромные цифры, что напоминают о количестве дней до знаменательного события в Вегасе. Время без Грэма плетется в огромных ботинках, замедляясь где-то в пути, чтобы подтянуть стрелки-шнурки. Немного ускоряюсь после ряда скамеек и чувствую покалывание под ребрами. Как же я себя запускаю…Отдышка, боль в суставах, да и выносливость ни к черту. Надо поднажать и к весне набрать былую форму. Если бы не мама, я бы летела вперед на зашкаливающих скоростях. Только как вспомню ее лежащую в ванне, с головой опустившуюся на дно, дух перехватывает. В ту же секунду я позвонила Стью, и брат сорвался с дежурства, чтобы примчаться домой. Грэм тоже мог броситься на помощь, но я уговорила его быть с родителями, что только-только воссоединяются и собирают вещи в отпуск. Следующим утром, они заново счастливые и влюбленные оставляют моего парня в роли хозяина «Четырнадцати дубов» и он названивает мне так часто, что Стью прищуривается, ловя мое радостное излучение, которое невозможно скрыть, даже беспокойством за маму.
Отец…
Видел бы он, во что превращается цветущая женщина после его открытого предательства. То, что она хотела покончить с собой, напившись таблеток и уснув в ванне, говорит лишь о безвыходности и отсутствии права выбора. У нее нет шанса изменить случившееся или как следует выговориться, глядя обманщику в глаза. Стью вытаскивает маму с того света и увозит в больницу с бригадой парамедиков, прибывших минут через десять после его приезда. Боже, как меня знобило в тот момент.