До выхода из дому оставалось два часа, когда моя милая засуетилась испуганной мышкой. Достала из шкафа и разложила на кровати свои несколько блузок. И никак не могла решить, какую из них надеть, красную или синюю. Закусив нижнюю губку, моя любимая смотрелась в зеркало и как бы советовалась с отражением: распустить волосы или заплести в косы?.. (Мне было куда проще: влез в джинсы и в не слишком пропотелую рубашку – и готов. А если прошелся гребешком по шевелюре – так и вообще красавец). Слегка улыбаясь, наблюдал я за моей Ширин. Мне радостнее было видеть ее такой – беспокойной и подвижной, чем окаменевшей от тяжелых раздумий.
У нас оставался в запасе целый час, когда мы уже готовы были ехать. Моя милая в энный раз проверяла, положила ли в сумочку паспорт, визу и телефон. Я собирался сопровождать мою девочку. Буду охранником (на дворе почти ночь все-таки) и группой поддержки в одном лице.
В виртуальном атласе города мы посмотрели, как добраться до нужного адреса. Владение сорок девять по улице Лиственной – это была глухая окраина. Путь нам предстоял неблизкий. Изволь проехать двенадцать станций городской подземки, а потом еще запрыгнуть в маршрутку, которая ходит до улицы Лиственной. Бедная моя Ширин!.. Если она сегодня и правда трудоустроится – будет каждодневно мотаться к черту на куличики. Но мы не могли примерять на себя шкурку откормленного привередливого кота, который протяжным мяуканьем требует рыбу, а от мяса воротит нас. Не столько мы выбираем работу, сколько работа выбирает нас.
С дрожащими руками и губами, с бешено стучащими сердцами, мы – наконец – двинулись из дому. Запирая дверь квартиры, я сказал чуть хрипловатым голосом:
– Все обязательно будет хорошо.
Милая с благодарностью кивнула. Мои слова предназначались не только ей, а нам обоим. Я изо всех сил старался себя уверить: мы и впрямь поймаем птицу-удачу за хвост. Тогда-то все тревоге будут выкорчеваны из наших сердец с корнями.
Выйдя из подъезда, мы попали под противный мокрый снег. Белые хлопья летели с мрачного неба и превращались у нас под подошвами в слякоть. Мглу прорезал кинжалами лучей тускловатый уличный фонарь. Куда-то спешили запоздалые прохожие, которые даже с небольшого расстояния казались всего лишь черными тенями. И тут на меня напал страх. Ноги сделались ватными – мне не давался и крохотный шажок. Я замер; только грудь у меня ходуном ходила от тяжелого дыхания.
Меня не пугало что-либо, имеющее название. Но, мне казалось, в самой атмосфере была разлита опасность. Меня угнетал городской унылый пейзаж: смутные громады многоэтажных домов, глядящие сквозь завесу снега желтыми глазами освещенных окон. Темное небо грозило раздавить меня, как мелкого жучка. А проходящие мимо людишки будто бы смеялись надо мной. Не обострилась ли моя психическая болезнь?.. Не напрасно ли я бросил пить таблетки?..