– Я мало смотрю фильмы, некогда.
– Зато другие смотрят много.
– Знаешь, я верю, что мы справимся! – почти крикнул я, ударив кулаками по подлокотнику.
– Ты думаешь, мы не верили?
После этого я не на шутку разозлился. Я не знаю, какими должны быть настоящие контакты с представителями других рас, планет и звёзд, но, мне казалось, что не такими. Я вспылил, что позже не мог себе простить и никакие оправдания возбуждённости от всех событий тех дней, не помогали мне при воспоминании об этой сцене не прятать глаза и не хвататься за голову.
– Да как ты можешь нас учить? Вы то свою цивилизацию не сохранили! Где ваши заводы? Где города? Где всё то, что делало вас людьми? Наука, искусство, стремления, планы? Уничтожили, стёрли в пыль!
Говорил я долго, а когда закончил, хотел было уйти, ничего полезного от человека всё равно было не добиться. Только иносказательная ерунда, банальщина, вздор слабого на выдумку ума. Такими простыми фразами уже нельзя ничего объяснить. Всё гораздо и гораздо сложнее в мире. Объяснения же человека, годятся разве что для детей. Совсем маленьких, едва научившихся ходить и познающих мир как контрасты плохого и хорошего.
– Подожди делать выводы, – остановил меня человек, положив свою старческую руку мне на грудь, не дав подняться с кресла, – я согласен с тобой, что всё отнюдь не легко. Отнюдь. Однако именно прямоугольные кирпичи выстраивают целые дома, улицы, города, страны.
Я глубоко вздохнул.
– Прости мне мою иносказательность, наверное, ты устал от неё. Это слабость всех старых людей. Мы любим забываться в своих мыслях, и порой они убегают вперёд так далеко, что мы теряем над ними контроль.
Сумев привстать под слабой рукой старика, я под её мягким нажимом вновь опустился в кресло.
– Позволь мне, раз мы пришли сюда, зашли так далеко, всё же показать тебе историю нашей жизни.
Едва успев сказать это – ноги его вдруг задрожали, он ухватился за ручки кресла. Я испугался. Обхватив его за плечи я вскочил, попытался усадить в него ослабевшего человека.
– Нет, нет, – запротестовал он голосом, мерцающим, как огонёк свечи под ветром.
Я аккуратно держал его за плечи.
– Сейчас, сейчас, подожди. Пройдёт всё.
Руки и ноги его дрожали, и он со всех ослабевающих сил держался за меня, но не садился. Я стоял крепко, хотя удары моего сердца гулко отдавались в голове.
– Сейчас, сейчас, – говорил он, – сейчас пройдёт, должно пройти.
Крупная дрожь оставила человека, лишь мелкие судороги время от времени пробегали по его телу. Наконец ноги перестали дрожать, а за ними и руки. Ещё несколько раз волной прокатилась мелкая дрожь и человек задышал ровно. Слабая улыбка тронула губы, собрала морщины вокруг глаз: