В какие-то дни мы питались только варёной перловкой. Не было ни хлеба, ни чая. Не было и молока, чтобы кормить кошку и котят. Перед нами встала проблема: что делать?
Мы спросили у нескольких человек, но котята никому не были нужны. Во дворе была помойка, там ежедневно происходили сражения за отбросы, коты дрались и выли, в контейнерах шныряли крысы, часто пробегали уличные собаки и тоже рылись в поисках еды. Вынести новорождённых котят во двор означало сделать их лёгкой добычей голодных зверей. Оставить всех у себя немыслимо: кошка была тощей, она бы не смогла выкормить всех, а у нас почти ничего не было из продуктов.
Наверное, надо было умыть руки и предоставить судьбе самой решать участь котят, но я не хотела видеть их неизбежную мучительную смерть от голода. Тяжёлый это был день, а вовсе не прекрасный. Мы тихо совещались с Володей, вопросительно глядя друг на друга. Наконец я сказала: «Если набрать полное ведро воды, опустить туда котят и закрыть его крышкой, наверное, они быстро умрут». Я и сейчас уверена, что котята были обречены на смерть, вот почему выбрала более лёгкий, как мне казалось, исход. Володя побледнел, он какое-то время собирался с духом, потом забрал четверых котят и ушёл с ними в санитарную комнату. Там парни умывались и стирали, но обычно она была пустой. А я осталась в нашей комнате, сидела, обхватив голову руками, в ужасе от того, что приняла такое решение.
Потом я не раз с болью в сердце вспоминала о том, как попыталась взять на себя функции Бога – даровать жизнь и её отнимать. Кто я такая, чтобы лишать кого-то жизни? Как я могла? А когда спустя годы об этом узнала наша дочь, она назвала нас убийцами. Господи… Господи милосердный, помилуй нас.
Так с нами остался только Максик.
Почему именно он? Когда Чернушка стала кормить своих новорождённых слепых малышей, мы начали к ним присматриваться. Из двух мальчиков нужно было выбрать одного. Но кого? Я предложила оставить самого активного, как самого живучего. И вот мы смотрели, как котята себя ведут. Они все жадно искали соски на мамкином животе, отталкивая друг друга разъезжавшимися лапками. Один, самый чёрный, толкался сильнее других, карабкался на своих братьев и сестёр, отрывая их от вожделенной титьки. Его и выбрали. А раз он был немного крупнее остальных, то назвали его Максимусом. (Володя в это время по решению кафедры романской филологии стал вести латинский язык на филфаке. Ставки не было, только какие-то часы, но званию латиниста надо было соответствовать.) Потом это имя сократили до Макса.