Вот уже осень, кружатся жёлтые листья,
Воздух холодный режет ветра порыв,
Радуют глаз лишь рябины яркие кисти.
Осень волнует меня, едва наступив.
Я вспоминаю себя первоклассницей робкой,
На фотографии старой слёзы из глаз. —
Что же ты, девочка, плачешь так горько? —
Мне очень страшно идти в первый класс…
Страхи прошли удивительно просто и скоро,
Буквы и цифры учить интересно, легко.
Низкий поклон тебе, Валентина Петровна,
За доброту, за терпение, за любовь.
Вот фотография первого «а».
С мягкой улыбкой, как Мона Лиза,
Первая учительница моя
В центре стоит, нас навеки сблизив.
Занятия в девятой школе, где я сама стала преподавать, шли шесть дней в неделю, а в воскресенье, когда уроков не было, мы приходили с ребятами, чтобы нарисовать стенгазету, провести репетицию спектакля «Снежная Королева» или «Первые пионеры Тобольска», подготовиться к викторине или концерту с чаепитием. Кстати, именно в школе мне довелось испытать мгновения удивительного, ни на что не похожего счастья.
Это был первый год работы, когда мои воспитанники учились в четвёртом классе. Классное руководство было в 4«д», а в 4«г» просто уроки, но для спектакля «Снежная Королева» понадобилось много народу, так что в нём участвовали ребята из обоих классов. Репетиции шли несколько месяцев. Ученики, получившие роли, оставались после уроков. Занимались мы во вторую смену, так что в школе почти никого уже не было, коридоры свободные, разбойникам можно бегать, прыгать, орать и драться, а снежинкам и вихрям – разучивать свои танцы. Больше всего текста было у Рассказчика, Кая и Герды, так что с ними работы хватало. Симпатичный славный Кай стеснялся проявлять хоть какую-то нежность, лицо у него было смущённое, движения замороженные. Немногим от него отличался и меланхоличный Рассказчик, зато Герда была артистична от природы, вовсю кокетничала и жеманничала.
Спасибо мамам снежинок и вихрей: они сшили для своих детей костюмы. Это, правда, громко сказано, потому что для имитации ветра понадобились только тонкие длинные полоски ткани, пришитые к трико и водолазкам, зато у снежинок костюмы были попышнее. Репетиции приближались к решающей стадии, в вестибюле на доске объявлений я повесила плакат – приглашение на спектакль. Школа в преддверии зимних каникул жаждала зрелищ и ждала представления, а мы трепетали. Это был и какой-то иррациональный ужас, и вполне конкретный страх опозориться, забыть текст, перепутать слова и движения и тому подобное.
В общем, когда наступил час икс, когда актовый зал наполнился зрителями, а все участники столпились за кулисами, мне стало плохо: боже, во что я ввязалась? Под ложечкой противно засосало, как когда-то перед выступлениями нашего танцевального ансамбля. Но делать нечего, машина была пущена. Занавес ещё был закрыт, а слева на сцену уже вышел Рассказчик во всём чёрном, даже в чёрной накидке, имитирующей плащ, и в самодельном чёрном цилиндре. Это был высокий стройный мальчик с лицом Пьеро. Он начал рассказ о двух детях, живших по соседству… Потом занавес раскрылся, появились Кай и Герда, они вели диалог, а я, стоя за левой кулисой, шёпотом проговаривала каждое слово и остро переживала фальшь в интонациях Кая и деревянность его движений.