– Вергилий и «Харон» покинули башню вскоре после твоего прихода, Стил, – произнесла Марина, шмыгая носом и вытирая рукавом слёзы. – Зачем ты так со мной? Я же верила тебе.
Нет, только не это! Что же делать? Так глупо и неумело попасться, какой позор.
– Марина, прости, я…
– Не надо, Стил, прошу. Я не хочу больше ничего слышать и видеть тебя тоже! Не вовлекай меня в свои дела, я не заслужила всего этого.
– Но…
– Уходи, просто уходи, не хочу даже знать, где ты был и что делал. С меня хватит! Меня теперь отключат по твоей вине… – С глаз Марины срывалось всё больше слёз, и появились следы лёгкой истерики.
– Прости, – единственное, что я смог прошептать, ещё больше сгорая во внутреннем карающем огне.
– Уходи, ну же! – ответила Марина, начиная повышать тон.
И я ушёл. Быстрым шагом преодолел весь зал, выскочил на улицу и при этом ни разу не обернулся, чтобы ещё раз посмотреть на последствия своих решений, на борозду из сломленных жизней, которые я оставлял позади себя. Мне было стыдно как никогда раньше, я умудрился сломать всё, что можно, не построив ничего взамен. Но почему-то в тот момент я был уверен, что Марина не выдаст меня до последнего и никогда бы не смогла. Но теперь я догадывался почему, какое чувство она скрывала все эти годы где-то очень глубоко внутри себя, за непрозрачной вуалью деловой женщины и неприступной стеной из холодных приветствий.
* * *
Я быстро удалялся вдаль по улице, оставляя за своей спиной длинную вереницу страхов, переживаний и странных мыслей, следы своих преступлений и невероятно высокую башню собственных сожалений. Я не смотрел назад, потому что боялся встретиться лицом к лицу с самим собой, с той частичкой своего прошлого, что ещё не до конца умерла, подпитываясь угасающими инстинктами. Я лишь мчался вперёд, шлёпая по мокрой мостовой, под равномерное шуршание автомобилей и разномастные разговоры проходящих мимо людей. Они неспешно гуляли по улицам, прикрываясь широкими зонтами, весело о чём-то болтали и совсем не хотели замечать, как мимо них на огромной скорости мчался человек, осуждаемый с головы до ног непрекращающимся дождём и под ужасной маской скорби на задумчивом лице.
Я свернул на соседнюю улицу и залез в первое попавшееся такси, которое стояло на обочине. Спустя несколько минут после того, как мы тронулись с места и поехали дальше по улице, я уже успел пожалеть, что сразу выпалил таксисту все свои планы по поиску таинственной дороги на озеро, располагавшееся где-то между центральной и спальной частями города, прямо на безлюдной части шоссе. Я по привычке сел на заднее сидение автомобиля и мог наблюдать в зеркале заднего вида, как водитель странно посматривал на меня, делал внимательный прищур и настороженный вид. Возможно, он принял меня за какого-то психа или маньяка, кто любил потешить себя видом свежеубиенного таксиста на безлюдном пустыре, а может, с опаской поглядывал на сумасшедшего больного, обожавшего ходить по улицам без зонта и посвятившего свою жизнь бесконечным теориям заговора. Сейчас мой водитель, скорее всего, усиленно размышлял, стоит ли меня сразу сдать Стражам или сначала отвезти бедного больного человека, куда он хочет, стрясти с него побольше денег за поездку, припугнув озёрными чудищами, и только потом обрушить на меня кару Основного закона. Боже мой, о чём я только думаю? Уверен, что таксист за свою долгую трудовую жизнь насмотрелся и наслушался куда более диких просьб и требований, и его уже ничего не могло поразить или испугать. Похоже, здесь только я один испытывал страх и дискомфорт. Но водитель, выслушав мои объяснения о том, чего я хочу, всё же впал в небольшую прострацию и пару минут соблюдал эту гнетущую и пугающую тишину.