– Ты видел, как на меня этот мужик с боковой полки пялится? – сказала Саша в тамбуре, наклоняясь с сигаретой к увесистой зажигалке Германа, от которой отдавало бензином, – Он отворачивается только тогда, когда я начинаю ему в глаза со злобой смотреть. А потом снова пялится!
– Может, стоит хоть иногда лифчик под футболку надевать?
– Ой, кто это нашёлся такой правильный? Не тот ли студент, который меня голую в постели вином поил? Ты мне ещё предложи бабушкины гамаши надеть и головку лука куснуть перед сном, чтоб в осеннем Киеве не заболеть. Лучше заботливо приготовь для мужика валидол, если я решу сегодня ночью спать раздетой.
В Киеве парочка первым делом решила снять жильё на одну ночь: концерт должен был закончиться ближе к полуночи, о квартире стоило подумать заранее. В скверике у вокзала подошли к бабушке с табличкой «Жильё – приезжим».
– Заводы – рабочим, землю – крестьянам, жильё – приезжим, горилку – крымским рокерам.
– Детка, что ты сказала? Вам комнату надо?
– Да, бабуля. И чтоб не очень долго добираться от Палацу Спорту, – вступил в разговор юноша.
– Сынок, я живу в отличном районе Киева – на Троещине. Едете до станции метро Левобережная, оттуда на маршрутке совсем чуть-чуть, потом по трамвайным путям пройдёте – и вы у меня. А завтра спите, сколько захотите после ваших гулянок. Только предоплату мне оставьте, и я адрес напишу.
Давать бабке залог не хотелось, но на гостиницу не хватало, пришлось рискнуть, хотя слово «Троещина» почему-то насторожило Германа. Записав адрес, Герман взял Сашу за руку, и они отправились гулять по центру города. Поднялись по брусчатке Андреевского спуска к памятнику святому Владимиру и долго любовались Днепром, пили кофе в уютной кафешке, кидались листьями друг в друга – проживали это день так, как задумали, за исключением песни-прилипалы, назойливо повторявшейся у Германа в голове:
И все вокруг говорили: «Чем не муж и жена?»
И лишь одна ерунда его сводила с ума —
Он любил её, она любила летать по ночам.
Песня забылась только с первыми аккордами песни «Дождь» Юрия Юлиановича, которую он спел под акустическую гитару и аплодисменты тысяч рук «танцювального майданчика», где устроились поудобнее на своих ногах и Герман с Сашей. Потом вспыхнули прожекторы, грянули барабаны Доцы и начался мощный звук «металлокерамики». Когда группа заиграла песню «Чёрно-белые танцы» и Шевчук, подбежав к железным бочкам, начал выбивать из них первобытный страшный ритм, Герман, обнимавший Сашу сзади, вдруг почувствовал, как она потяжелела и повисла на его руках.