Когда стало светлеть, погасил свечу, поменял «памперс» и, укрыв мужчину одеялом, проветрил комнату. Потом вообще переложил его на кровать. Кризис миновал. Отчего-то я был уверен, что теперь сосед выкарабкается.
Дмитрию Николаевичу я велел пройтись по всем комнатам, стучать в двери и деликатно спрашивать о здоровье. Ко мне велел никому не подходить и одежду мою не трогать. Помылся в бане, подремал немного на улице, устроившись в плетёном кресле, послушал отчёт управляющего — пока больных нет. Но не стоило забывать об инкубационном периоде.
Ещё сутки я находился в напряжении. Ел и спал урывками, ухаживал за Куроедовым. На второй день меня стало отпускать. Больных больше не было, трое моих подопечных выздоравливали, и я очень надеюсь, что распространение инфекции мы локализовали.
Алексей вернулся домой через неделю. У Похвистневых удалось приостановить заразу. Больше больных не было. Гости сидели словно мыши под веником и из комнат не высовывались. К моему удивлению, дворня вела себя спокойно. У нас в усадьбе никто не умер, а я свободно входил к заразным людям, не забывая напоминать всем о мерах предосторожности.
Бабы, особенно из числа кухарок, придумывали что-то своё. Мол, слышали, как стая галок кричала, а это всегда к худу. Они и накликали болезнь. Кто-то видел, как белка дорогу перебегала, тоже не к добру. Удивило. Всегда считал, что виновен во всех неприятностях чёрный кот.
— Воробей в избу влетел — точно к покойнику, — трагическим шёпотом просвещала одна кухарка другую, опасливо косясь на француза. — Ей-богу! — не забывала тётка креститься, подтверждая таким образом свои слова.
— Танька сказала, ей воробей приснился, — поддержала эту кумушку напарница.
— Не… ежали во сне, то это к любовным делам.
— Они у Таньки всегда и без воробья во сне всегда к любовным, — дружно посмеялись женщины.
— А ещё говорят, у Похвистневых ворон на крышу сел и три раза прокаркал, — озвучили очередную глупость.
Тут же я узнал, что любая птица, кроме ворона, если в окно стучит, то это к письму или доброму известию. Насчёт пауков мои кухарки не пришли к общему мнению. Одна доказывала, что убить паука — накликать неприятности, а другая придерживалась мнения, если хочешь счастья — убей паука.
С этим я полностью был согласен и прервал дискуссию тёток, напомнив, что если ещё раз увижу вечером невымытые полы, то устрою им и без примет в виде воронов и пауков неприятности. Леопольд поинтересовался, чем господин недоволен. Как мог, пояснил ему бабью трепотню. К моему удивлению, француз не возмутился подобному мракобесию и совершенно авторитетно заявил, что уберечь дом от воров может черная кошка, чёрная собака или чёрный петух. Как они умудряются совмещать все эти вымыслы с христианством?