Вот наши и решили сделать ход конем. В смысле — Чуром. При этом мне слезно рекомендовалось, чтобы к моменту прихода кораблей в городе не было сильных боев. А то, дескать, французы, используя бои как отмазку, могут отвернуть. Ну а выход с Одессы воинов-интернационалистов и бригады морпехов планировался уже нашими кораблями, так как железку к тому времени наверняка плотно перекроют.
Пока я чесал репу, Артем Михайлович все время находящийся рядом, спросил:
— Мы чем-то помочь можем? Может, пару броненосцев дать? Для артподдержки.
Мотнув головой, ответил:
— Дело хорошее, но… В общем шамалять по направлению они могут. Только там с меткостью проблемы. Братва-то грамотных «драконов» вырезала и теперь «артелью» с одинаковым успехом может накрыть как чужих, так и своих. Да и город разносить нельзя. Так что Артем Михайлович придержи их пока в резерве. Если сильно прижмет, то конечно воспользуемся помощью флота, но пока — отставить…
Немного поспорив по этому поводу, двинули на притомившийся в ожидании руководства митинг. А ближе к вечеру, озадачив свой комсостав новой вводной, я встречал прибывающий санитарный поезд, в котором приехала Елена свет Михайловна. Там товарищ Сталин сообщение прислал что мою зазнобу лично в поезд посадил и охране наказ дал. Сам он в Армянском Базаре по делам задерживается, но Ленка судя по всему его так придавила, что усатый решил от греха подальше отпустить жену к мужу.
И вот теперь пыхтящий паровоз подтянув вагоны к деревянному перрону и выпустив белые усы пара остановился. Приготовив большой букет, я глянул на низкое небо (мелкий холодный дождь к этому времени прекратился) и бодрым шагом двинул к штабному вагону. Ну а потом… хотел бы сказать, что были радостные взвизги, бурные объятия и жаркие поцелуи. Но не скажу, потому как смолянка Ласточкина свои чувства выдавала лишь блеском глаз. А так, под множеством заинтересованных взглядов она, получив цветы, чинно прижалась и клюнула меня куда-то в край губы. Я в начале не понял юмора, но потом дошло что это и есть демонстрация того самого «воспитания благородных девиц». Тем более что чопорность держалась ровно до того момента, как за нами закрылась дверь в хату. А потом, стоило Лене понять, что в доме мы одни, я получил все и даже с лихвою. В общем ночь получилась бурной.
Ну а уже утром, пока я расслабленно поглощал завтрак меня взяли за горло. То есть вот так вот, нежной, маленькой женской ручкой за щетинистую глотку. Мягко, но неотвратимо, как только женщины умеют. Разговор вроде был ни о чем, но потом как-то незаметно я осознал, что мне рассказывают, как ей одной было неуютно и одиноко. А потом еще и страшно, когда она обнаружила слежку в виде двух диких горцев.