Вперёд вышел взрослый дядька, похоже, начальник этого детского дома, и сказал, что воспитатели и воспитанники приветствуют новых соседей, то есть нас, и готовы оказать любую помощь.
Потом нам предложили разойтись, поговорить друг с другом, познакомиться, пояснив, что детдом и лагерь теперь друзья. На летнее, конечно, время.
Я этому внимал, поражённый, неопытный. Что я, да и, например, Лёвка Наумов, могли знать про такие детдома, про ребят из Ленинграда, ведь они все до одного эвакуированные, а мы — здешние, тутошние. Вообще, что знаем о жизни мы, и что они — приезжие прямо из блокады?
Словом, мы стояли в смущении, хотя уже дали команду разойтись. И тут к нам подошёл парень в голубой рубашке и по-взрослому пожал руки: сначала Лёвке, потом мне.
— Меня зовут Леонид, — сказал он. Мы назвались тоже.
— А вы знаете, — спросил он, — что через день будет солнечное затмение?
— А что это? — спросил Лёвка. Да и я не знал.
Леонид коротко рассказал: луна выйдет на одну линию с солнцем и затмит его. А потом уйдёт дальше, и солнце вновь засияет. Оказывается, всё это можно увидеть, если смотреть в это время на солнце.
— А как? — вырвалось у меня. — Ведь оно слепит.
— Ерунда! — весело ответил Леонид. — Через закопчённое стекло! Приходите, мы всё организуем!
И уточнил: куда и когда.
Весть об этом затмении разлетелась, как рой перепуганных пчёл. Все только и жужжали на эту тему, и Серафиме Ивановне, пока Груня насыщалась за дощатой стенкой, даже пришлось повышать голос во время обеда: мол, надо пищу жевать, а не о каком-то там чуде болтать.
Жару этим наивным рассуждениям поддал один шкет по имени Валерка, из нашей группы мелких недомерков. Он болтался как-то в одиночку, не приставая ни к каким объединениям — ни соседским, имея в виду рядом стоящие кровати, ни возрастным, может, он и был самым младшим из нас? Но самым худым — точно. Таких обычно зовут доходягами, но до клички у нас пока не дошло, наверное, потому что приехали-то недавно.
Так вот тихий и худой малыш с неулыбчивым лицом, прямо на обеде, поднял руку, и Серафима спросила его:
— Ну, иди, Валера, раз приспичило!
А он поднялся и сказал:
— Я не за этим.
А потом прибавил непонятное:
— А когда окна закрывать будут?
— Почему закрывать? — насторожилась Серафима.
— Ну, одеялами, например. Или чёрной бумагой...
Пожилая тётенька в пионерском галстуке отложила ложку и поднялась, вся прямо напрягаясь. Спросила, строжая всё сильней:
— Про что ты говоришь, Валера?
— Про затемнение, — ответил он, — перед бомбёжкой всегда закрывают.
Но догадалась всё-таки не наша взрослая начальница. Чей-то звонкий