Лоя, Лоя, тебе только двадцать четыре, а в переводе на наши родные доллары ты почти что миллионер. Как-то даже неловко, что ты забилась вглубь себя и молчишь, а как мне распоряжаться этими капиталами? Не я ведь их заработала, и есть немаленький шанс, что заработать уже у меня не получится. Никто в здравом уме не будет платить мне за обычный, ничем не примечательный мозг, а Лоренс просто не понял пока, куда пропали его надежды и чаяния в самом центре урагана.
Пропасть, уже десять утра! Чуть не прошляпила все утро! Дел же полно!
После завтрака, где меня поймал отец и порадовал, что перекинул все, что я просила, мне на планшет — спасибо, папа, я непременно посмотрю, только пойму, где мне достать хроноворот, — я отправилась в салон красоты. Потому что я себя знала: надо ковать железо, пока оно горячо, потом я забуду или просто решу, что оно мне нафиг не надо. Еще два часа я убила на то, что из меня сделали рыжую красотку. Потом еще час, пока искала, футболки каких цветов мне купить. Может быть, в этот момент пробудилась Лоя, а может, Регина не могла вот так взять и потратить на тряпки не ей заработанные деньги. И с одной стороны я себя убеждала, что мне с этим жить, считай, как пластическая хирургия, внешность другая, мало лет. С другой стороны мне назойливым комаром зудело в ухо мерзкое ощущение, что я лезу в чужой карман.
Да к чертям все. Я же счастливица. С опытом зрелой женщины попасть в молодое тело. Все знаешь, ну практически все, на все уже смотришь иначе, реагируешь поспокойней. И знаешь реакцию других людей. Огромное преимущество. Почти всемогущество. Я горы могу свернуть… опасное заявление при моей профессии, кстати. А если закрыть глаза, то можно представить, что вокруг совсем другой город. И даже услышать пиликанье пешеходного светофора и почувствовать запах жженой резины — помнится, до ливня была какое-то время жара, я сидела на веранде и кофе пах до одурения знакомо… Я путаю, чашка с кофе стоит передо мной сейчас…
— С вами все хорошо?
Я открыла глаза. Молодец, сказать нечего. И утерла с щек потеки слез.
— Да… да, спасибо.
— Обычно люди, у которых все хорошо, так не плачут, — заметил старичок и ловко воткнул коляску в просвет между стульями. — Тихо и безнадежно. Извините. Не мое это дело, конечно.
— Как вас зовут?
Я же должна быть вежливой. Человеческое участие дорого стоит, особенно искреннее. Благообразный старичок, вряд ли от него можно ожидать чего-то дурного.
— Я просто знаю такие слезы. Я Уильям.
— Лоя, — сказала я и протянула через стол руку.
Да, и откуда он мог знать эти слезы, я тоже понимала. Не все и не всегда могут принять то, что жизнь изменилась бесповоротно. Ой ли, Регина, сколько снисходительности, а кто вчера рвал рубаху и каялся, что ты — никогда? От тебя это, впрочем, не требуется, хочешь — будь Лоей, не хочешь — не будь, это решение пока за тобой, что будет дальше, неведомо…