- Нет, не кажется, - ответил Максим жестко.
- _Правильно_ ли мы поступаем? - все же уточнил я.
Максим усмехнулся:
- Поступки совершает каждый из нас. Стань сам владыкой над собой, не будет над тобой владык!
- Хорошо, - согласился я. - Но если у нас возникнут какие-то отношения с _ним_, - я ткнул пальцем в сторону кустов, - в нас появится привязанность, потом страсти и страдания. Ведь так, кажется, говорит Будда?
- Не все ли равно? Нельзя жить по заданной схеме, - прекратил прения Максим и исчез в кустах.
Мне всегда хотелось думать, что и я значительно продвинулся по Восьмеричному Пути [Восьмеричный Путь - одно из основных положений буддизма, так называемый "путь к освобождению от уз перерождений и обретению нирваны" (санскр.), буквально - угасание, остывание], приблизился, как минимум, к шестой ступени [шестая ступень - так называемое "правильное волевое усилие", то есть полный самоконтроль], но вид нашего нового товарища, внезапно появившегося передо мной и облаченного в кошмарный фиолетовый костюм, в шапочке с надписью "KIWI", бросил меня в дрожь. Даже огромные солнцезащитные очки, почти в пол-лица, не могли скрыть неандертальского облика нашего спутника.
- Федор! - гордо и торжественно, даже, как мне показалось, с какой-то тайной гордостью, представил его Максим. Обретший имя поправил очки и приветливо откликнулся:
- Уу-у-ух!
Затем по его телу пробежала короткая судорога. Федор расправил плечи, руки его словно укоротились, и на короткий миг я увидел перед собой как бы самого себя. Я вспомнил первый вечер нашего с Федей знакомства. Тогда он тоже вытворял подобные штучки, только давались они ему с заметным трудом, и полного сходства со мной достичь ему так и не удалось.
- Прекрати, Федя, - остановил его Максим. - Нам предстоит долгая дорога, и не надо, чтобы кто-нибудь видел, как ты меняешь свое тело.
И Федя послушно превратился в человека, чей облик не слишком бросался в глаза.
До Гульчи мы добрались в кузове автомашины. Сидевшие на тюках рабочий геодезической партии и его начальник не заметили в Федоре ничего особенного. Да наш товарищ и не особенно афишировал себя: сидел у борта, укрывшись от ветра, держал перед собой старый журнал "Советский экран" и временами удовлетворенно гукал. И в рейсовом автобусе никто не обратил на нас внимания. Только в поезде, уже за Ташкентом, едва не случился прокол. Ночью очки сползли с носа Федора, и страдавший бессонницей старик на нижней полке утром с дрожью в голосе обратился ко мне:
- Что это с другом твоим? Глаза у него, ох, какие глаза!