Сейчас свяжется с заказчицей и, скорее всего, это только ускорит неминуемый конец. Теперь остается только ждать, кто первый нагрянет — коллекторы, с требованием рассчитаться по долгам или медики, выполняющие команду «фас». Я в ловушке, хорошо бы, чтобы они передрались между собой за право увезти меня, а я тем временем упорхну из клетки.
А папа? Вряд ли он в курсе, в переписке его имя ни разу не упоминалось. Он должен мне помочь!
Черт! Я попыталась до него дозвониться, но ответом послужила тишина. Папа, как всегда, занят и не отвечает. В лучшем случае он увидит мой вызов только вечером, когда меня повяжут.
Эх, крайняя ситуация требует крайних мер. Попробую хакнуть дуру Кларису. Я открыла настройки помощницы и приготовилась сбросить программу к заводским настройкам, чтобы перепрограммировать.
Экран шлема неожиданно погас. Опять отключение?
— Чертовка, дрянь! По почте моей лазаешь? А дальше, что? Вещи выносить начнешь. Сколько сил на тебя извела, столько времени! И вместо благодарности такое мне устраивает. В задницу она послала Игоря Николаевича, уважаемого человека! Туда твои игрульки! И опять не учится, дрянь. Зря деньги на тебя трачу. Можешь забыть о подписках, и карманных деньгах. Все переломаю!
Шлем слетел с головы, и я посмотрела на взбешенную мать. Знает на что давить, ведь в этих девайсах сосредоточены все мои надежды, в них вложена большая часть моей жизни.
В ярости она крушила с таким трудом собранное мной топовое оборудование. Камера полетела в стену, прямиком в постер с моим изображением в полной боевой броне. Глаз объектива хрустнул и рассыпался блестящими осколками. Досталось и микрофону, мембрана разъехалась под топнувшей ногой.
Сорванный шлем ударился об угол стола и раскололся надвое. С особым остервенением взбешенная фурия принялась топтать его. Как будто он виноват во всех ее жизненных неудачах.
— Мама, нет! Не надо, — попыталась ее успокоить, — я отвлеклась на чуть-чуть, все время занималась, честно!
Я цеплялась за руки, висла на шее, обливалась слезами и вымаливала прощение. Все без толку.
В дверь позвонили. Звонок погребальным набатом разнесся по квартире. Быстро пробежал по пустой гостиной, увешанной моими детскими фотографиями, которые трепетно оберегает папа и не дает снять. Ворвался в кухню с бесполезными, скорее раритетными, чем используемыми по назначению, кастрюлями и сковородками, отразился от гладкой поверхности пищевого принтера, холодильника и печально, полный скорби влетел в мою раскуроченную комнату.
Это конец. Теперь меня как следует обработают и от меня прежней ничего не останется кроме оболочки. Будет послушная родительским желаниям кукла с голливудской улыбкой и гладким мозгом без извилин, необремененным интеллектом.