– Признаться честно: есть такой порок.
Здесь многие туристы замерзают…
– Я не замёрзну – я уеду в срок.
– Ну что ж, на это точно я надеюсь,
ну а пока ты не уехала и собираешь топливо для своего огня,
быть может, ты мне подыграешь? – Что ж, играть умею.
Во что? – Попробуй, догони меня…
Сорвались с места мы одновременно,
но беглеца мгновенно поглотил туман,
я слышала его шаги, его дыхание… Но тщетно:
в тумане мало кто кого-то настигал
играя лишь по правилам. И, если честно,
сам убегающий в тумане не по правилам играл.
И всё же я пыталась… Откровенно
сдалась я только лишь когда
моё колено ветка полоснула -
та самая, которую оставила затем,
чтоб броситься в забег… Зажмурилась. “Как будто бы проснулась…” -
эхом в ушах звучит. Но я не сплю. Ведь нет?..
– Ау! – вдруг из грудины вырвалось наружу.
– Сдаюсь! Я здесь! Вновь появись скорей!
– Прости, но я тебе не нужен.
– Мне одиноко! – вырывается ответ.
– Всем одиноко. Даже самым смелым.
И ничего. Справляются. Живут.
– Я не найду тебя в этом тумане белом!
Но до тех пор, пока считать я буду, что ты тут,
ты будешь здесь. Увы, прости, но я решаю,
быть тебе рядом иль не быть…
– Нечестно это… Я так не играю, -
ответив так, он выплыл из тумана. – И довольно ныть.
– Я – ною?! Что за бредни! Никогда не ныла…
– Сказать мне хочешь, будто ты боец?
– Прощай. Мне на сегодня хватит. Опостыло.
– И вот такой вот будет наш конец?
– Не против и такого. Может завтра
друг друга мы ещё поймём.
– Какая же любимая у нас эта неправда!
Пойми: у нас есть лишь сейчас. А после мы уйдём.
Уйдём недосказавши, недопивши, не дождавшись,
если продолжим жить “потом”, а не “сейчас”,
и после, навсегда из мира этого сорвавшись,
мы будем немы и бессильны – не услышат нас
те люди, для которых мы “потом” лишь жили…
– Мы встретимся ещё, когда пробьёт их час
уйти за нами… Или мы уйдём за ними.
– Другими будете. Другое будет важное для вас.
А потому будь откровенна в своих мыслях,
живи и говори, твори, ищи сейчас, а не когда
всё станет пылью… Слабость в силу обратится -
стоит тебе лишь не сдаваться никогда.
– Я не сдаюсь. – Ну что ж, бери тогда очередную ветку,
чтобы поддерживать в своей печи запал.
Вместе забудем, что однажды кто-то против ветра
от боли и отчаянья чуть про “сдаюсь” не прокричал. -
Он всё сказал.
Проснуться в холоде – уже почти привычка,
и шум прибоя, и туман, что за окном,
и в конце дня очередная крохотная спичка,
которая, коснувшись веток, породит огонь,
которому спасать потом меня всю ночь
и утром мне подмигивать последним угольком:
“Вставай! Искра ты – значит пламя дочь!”.
И я встаю сейчас, отбросив в сторону потом,