Мужчина изменился. Счастье молодило его, окрыляло. Только красивые, серьезные глаза были постоянно затуманенны грустью. Натали замечала ее, но видела в ней тоску по родине. Она-то точно скучала бы по своей стране.
Правда, Бертран постоянно возвращался во Францию. Поездки называл командировками, а беременность не давала девушке серьезно вникнуть в это. Подготовка к материнству забирало очень много сил.
Но однажды, во время очередной поездки любимого, почтальон принес и отдал Натали необычный конверт. Он был из очень тонкой дорогой бумаги и пах французскими духами. Странности на этом не кончались. Под грубыми почтовыми печатями выглядывал аккуратный виеватый почерк, явно женский.
Сердце в нехорошем предчувствии сжалось, и Натали быстро разрезала бумагу ножом. Сжав письмо дрожащими руками, она прочла его.
И упала без сознания.
Артур снова замолчал. Его лицо стало отстранённым, словно он пропускал через себя эти чужие воспоминания. Хотя нет, они были воспоминаниями самого родного ему человека. Его матери.
— Продолжай, пожалуйста, — попросила я чуть слышно и нежно поцеловала любимого в висок. — Я хочу знать, что за человек был твой отец...
Артур тяжело сглотнул. Посмотрел на меня и стал рассказывать дальше.
— Бабушка, словно почувствовав, что дочери грозит беда, решила проведать ее. Она нашла ее на полу в глубоком обмороке, уже похолодевшую и с зажатом в пальцах письмом. Мельком глянув на него, она еле вытащила тонкую бумагу из пальцев дочери и бросила листок на стол. Затем из последних сил дотащила беременную дочь на диван и позвонила в скорую.
В эту ночь родился я.
А мама чуть не умерла на операционном столе, так как глубокий обморок вызвал внутреннее кровотечение и другие осложнения.
Из роддома меня забрали бабушка и дедушка. Маму перевели в другую больницу. Помимо осложнений у нее признали тяжелейший нервный срыв, грозящий перейти в более серьезную форму. На все аккуратные распросы родителей Натали молчала, лишь взяла обещание с них, что Лурье они к сыну не подпустят.
Да и он, как ни странно, приезжал только один раз. Сразу бросился к ней в палату, а потом вышел с бледным, постаревшим лицом. Не стал пытаться доказывать свое отцовство и право общаться со мной. Он уехал во Францию и больше не возвращался.
Через несколько месяцев мама вернулась домой. Меня назвали Артуром Бертрановичем Лурье. В честь дедушки и отца. Фамилию записали отцовскую. Отчество и фамилия были настоящими, французскими.Это было его единственное условие матери, когда она его прогнала навсегда.
О содержимом письма долго никто не знал. Мама упорно молчала, а родные и друзья боялись лишний раз упомянуть о прошлом. Это была запретная тема.