Лампы приобретают коричневый оттенок и, наконец, вырубаются. Приоткрываю дверь настолько, чтобы прошел ствол гамма-лазера и бью по светильникам. Плавится и трещит стеклопластик. Думаю, исчезновение сигнала от видеокамер при данных обстоятельствах никого не удивит: он у них и так блинькающий.
Луч скользит по потолку с бешеной скоростью, слишком быстро, чтобы позволить охранникам успеть встать. За мгновение до того, как он доходит до них, я понимаю, что это люди, не теосы, и на секунду жалею, что мы не взяли биопрограммеры, тогда можно было бы не убивать. Но это война!
Луч касается одного тюремщика, и он падает на каменный пол, потом другого. Пахнет горелой плотью.
— Сюда!
Мы врываемся в коридор. Замки на дверях камер заблокированы, и мы вскрываем их как консервные банки, с помощью гамма-лазеров. Распахиваем настежь. Камеры пусты. Свет фонариков выхватывает столы с ремнями для фиксации, металлические шкафы и прямоугольники стационарных биопрограммеров похожие на блоки ламп дневного света. Как это назвать? Камеры пыток? Лаборатории? Процедурные кабинеты? По крайней мере, заключенных здесь нет.
Мы проходим мимо трупов охранников, я бросаю короткий взгляд на сожженную одежду, ожоги и остановившиеся глаза, подбираю биопрограммеры и отдаю их моим монахам. Мне кажется, с этим оружием они справятся лучше.
— Чтобы только отключить человека, не убивая, нужно настроить так, — на ходу объясняю я.
И мы бросаемся дальше.
В другой части коридора — то же самое: ни одной камеры с заключенными. В общем-то, этого следовало ожидать от «гуманной» тессианской тюрьмы. Это же подвал. Разве можно держать людей в подвале!
Поднимаемся на следующий этаж, под ногами гулко стучат ступени. Здесь два поста, первый снимаем сразу, второй тюремщик успевает опомниться, и я уклоняюсь от луча биопрограммера.
Второго залпа не последовало. Юля выстрелила из-за моего плеча, и охранника не стало. Я положил второго. Гена и Бхишма бросились вскрывать камеры.
— Вы свободны! Выходите! — сказал я.
В коридор вывалила толпа изможденных, голодных, полусонных людей. Человек по двадцать в камерах три на четыре. Вонь и грязь. До теосов такого не было, не сомневаюсь. Тоже мне боги!
Ни Германа, ни Алисы среди заключенных нет.
— Наверное, выше, — говорит Юля.
Я киваю:
— Пошли!
Теперь приходится продираться через толпу, люди лениво и неохотно расступаются. Снова бросаемся на лестницу, на второй этаж.
Здесь нас встречают. Начинается перестрелка. Гена стонет и хватается за плечо. Я перебрасываю оружие в левую руку и легко касаюсь раны, зеленая энергия начинает течь из пальцев, мгновенно, без всякой подготовки. Все равно, нас заметили. Можно работать с Силой.