Из других машин спрыгнули мои бывшие подчиненные. Все вооружены.
— Даниил Андреевич выразил желание проститься со своей планетой, — сказал Роков. — Мы пошли ему навстречу.
— Меня должны были расстрелять по императорскому указу, — прокричал я. — Ребята, одного прошу: пусть это станет известно в столице!
Роков пожал плечами:
— Вранье!
Бесполезно! Мои люди верят мне, тому, кто пять лет делил с ними все опасности колонизации, спал под одной крышей, а то и на голой земле, и ел у одного костра. Их круг сжимается.
— Пристрелить его? — спросил Сергей и кивнул в сторону Рокова.
— Опустите оружие, — приказал я. — Это императорский посланник, вы с ума сошли! Пусть станет известно, широко известно! И это все.
— Не беспокойтесь, — усмехнулся Роков. — Господин Данин будет доставлен на Кратос в целости и сохранности. Дальше — решит суд.
Меня снова посадили в гравиплан, и мы полетели на базу. Всю дорогу я видел отражение в стекле кабины: императорский посланник кусал губы.
Гауптвахта линкора «Святая Екатерина» представляла собой комнатку два на три. Довольно чисто. Стены спокойного кремового оттенка, только за перегородкой сияли металликом раковина и унитаз, и отражало окружающую обстановку небьющееся пластиковое зеркало. Я умылся, подмигнул своему отражению — ничего прорвемся. Я жив, и это уже немало.
Из зеркала на меня смотрел молодой человек немного за тридцать. Юноша по нашим временам. До начала эпохи генетических преобразований никто бы не дал больше двадцати. Но теперь возраст определяют не по внешности, а по взгляду, манере поведения, интонациям, уверенности в себе. И, как правило, не ошибаются. Мне тридцать пять.
Серые глаза, темные, немного волнистые, волосы ровно такой длины, чтобы можно было соорудить короткую косу, сейчас распущены, я не на приеме. Редкая цветовая гамма нравится женщинам, но мне не до самолюбования. Теперь это особая примета для Службы Безопасности Кратоса.
Широкие плечи — следствие занятий спортом в Универе и выбора военной карьеры.
Я не пошел по стопам родителей. Мама, маленькая женщина с черными волосами, голосом с хрипотцой и вечной сигарой в руке. Профессор Данина. Людмила Георгиевна. Врач. Преподаватель Первого Медицинского Университета Кириополя.
И отец. Высокий подтянутый, на две головы выше супруги. Начальник Управления Образования Кратоса, чиновник, когда-то начинавший учителем. Андрей Кириллович Данин.
Боже! Что им наговорили про меня?
Приключившаяся со мной история представлялось мне странной до чрезвычайности. Мало того, что смертная казнь в Кратосе событие из ряда вон выходящее, но чтоб так, без разбирательства и суда — вообще ни в какие ворота. Да, такое право у императора есть, но я не помню случаев применения. Обычно у приговоренного год на апелляции и прошение о помиловании. Да и не расстреливают по закону. Есть утвержденный безболезненный метод, официально именуемый «эвтаназией».