Кто-то трясет меня за плечо. Поднимаю голову.
— Вставайте, командир! Там бой, за дверью. Слышите?
Я тупо смотрю на запертую дверь. Я просто забыл про нее. Но оказывается стены для меня не препятствие. И я вдруг понимаю, как я преодолевал переборки на гибнущей «Святой Екатерине», тогда еще не осознавая, что происходит.
— Вставайте! — в голосе моего солдата слышится отчаянье.
И я, наконец, тоже начинаю воспринимать звуки боя. До сих пор я не слышал ничего, кроме его голоса, наверное, не слышал и его, просто, воспринимал мысль.
С трудом поднимаюсь на ноги. Воронка прошла совсем рядом от той стены, и здесь коридор открывается в рассветное небо, а рядом запертая бронированная дверь соседнего помещения.
Я открываю дверь тонким лучом гамма-лазера, слабеньким, почти не светящимся в видимой области, боясь навредить своим.
Юля обороняется отчаянно, то и дело скрываясь за выступом стены, но остальные ей не помощники, двое мертвецов и семеро полусонных клуш, с трудом поднимающих оружие. Мои люди словно заражаются этой проклятой сонливостью и становятся неповоротливы, как разбуженные зимой медведи. Внизу, на лестнице, разгорается золотое сияние и плывет к нам.
И тогда мне на перстень связи приходит сообщение. Радостный голос Артура:
— Задание выполнено, господин полковник! Корабли наши! Корабли наши, Джульетта!
Я гляжу на Юлю. Она кивает, слабо улыбается мне.
— Только торопитесь, — кричит Артур. — Возле космопорта идет бой.
— Ждите, — приказываю я. — Это наши. Они прорываются к вам. С ними Герман.
Раздаются выстрелы, и мы с Юлей снова ныряем за стену, а рядом падают наши люди, парализованные светом Манипуры. И я понимаю, что стреляют из аннигиляторов на самой малой мощности. На потолке выжжено черное пятно верхним раструбом одной из воронок.
— Отступайте сюда! — ору я своим людям, тем, кто еще остался. — За стены.
Я могу прикрыть людей, но они должны быть рядом.
Вокруг меня разгорается золотое сияние, накрывает моих товарищей, и они приходят в себя.
И тогда мы слышим голос. Кажется, что он звучит в моей голове, переданный непосредственно, без устройства связи, словно под черепной коробкой включили динамик на полную громкость. От сигнала перстня связи ощущение другое, не такое давящее и неприятное.
— Сдавайтесь! — приказывает голос.
И сила этого приказа трогает даже меня, только я могу сопротивляться.
— Вы не выстоите! Сдавайтесь! — повторяет голос, и он кажется мне похожим на голос теоса Самуэля, погибшего в доме Алисы Штефански, и голоса других Преображенных, с которыми мне приходилось встречаться на Тессе, тех, кто проводил регистрацию.