— Нет, — тихо сказал Гена.
— Нет? — переспросил судья.
— Следователь сказал мне, что все уже решено, что я попал, и мне не отвертеться. Что это дело государево, и им приказали посадить по нему людей. И что им все равно, кого сажать. А, если я дам показания на Дамира Рашитова, они скинут мне срок, дадут ниже низшего за сотрудничество со следствием. А я помогу изобличить террориста. Показали ролик про Дамира, который был по телевизору. И я согласился.
— Вы еще скажите, что вас пытали! — заметила прокурорша Бондарь.
— Нет, меня не пытали. Пытали Дамира и Яна, и я им верю. Их также назначили виновными, как меня, — он посмотрел на судью. — Неужели вы этого не видите? Или вам тоже все равно, кого сажать?
— То есть вы утверждаете, что не имеете отношения к убийству прокурора Земельченко? — спросила прокурорша.
— Нет. Никакого. Я даже не помню этого клиента. У нас их много было. И «Лексус» не один. Помню одному батарею менял. Но если батарея барахлит, машина разгоняется плохо, а не через ограду моста сигает. А тормоза на «Лексусе»? Не помню такого вообще. У них больше царапины парковочные. Так что про убийства я ничего сказать не могу, потому что ничего о них не знаю.
— Мы просим суд разрешить стороне обвинения зачитать показания, данные подсудимым Дудко на предварительном следствии, — сказала Бондарь.
— Защита возражает! — вскочил Левиев. — Какой смысл зачитывать показания, от которых подсудимый отказался?
— Зачитывайте, — сказал судья.
И началась очередная занудная процедура бубнения по бумажке.
Гена вернулся на скамью подсудимых и сел рядом с Дамиром.
— Спасибо, — тихо сказал Дамир.
И протянул ему руку, точнее две, ибо наручники.
— Я виноват перед тобой, — сказал Гена, отвечая на рукопожатие.
— Ты не знал, — вздохнул Дамир.
«Можешь сейчас войти в конференцию? — писал Крис. — Надо поговорить».
«Да, могу», — ответил Женя.
Психолог появился на экране, и вид имел не самый радостный.
— Все плохо? — спросил Соболев.
— Плохо, да. Я подготовил твое Психологическое заключение.
— И?
— Женя, ты знаешь, что депрессия — это смертельная болезнь?
— Я не собираюсь выходить в окно.
— Пока. Но становится все хуже.
— Нет у меня никакой депрессии!
— Ты ее можешь не замечать. Поскольку у тебя ажитированная депрессия: тревога, страх и жажда бурной деятельности. Потому что ты винишь себя и очень хочешь все исправить.