— Минус второй? — я хмурюсь, замечая, что мы спустились на этаж ниже, чем обычно.
Я оборачиваюсь к охраннику и замираю от шока.
Передо мной стоит Артур!
Кепка больше не прячет его лицо, и я сразу узнаю его.
Макаров
После Иры в комнате остался легкий запах духов.
Как сладкая заноза.
Макаров попытался переключиться на письмо, которое пришло из берлинского офиса. Но ни черта. Взгляд уходил с экрана и возвращался в кресло, где она только что сидела. Глядела своими огромными красивыми глазами снизу вверх и старалась ровно дышать.
Слишком красивыми… Его вело как мальчишку, когда он долго смотрел на нее. Хотелось послать к черту контроль и сделать то, что он привык делать с другими женщинами.
И так, как привык.
А его давно приучили к нулевому сопротивлению. Стоило потянуться к девушке, только обозначить свое желание, как ему отвечали взаимность. Если и царапались, то чтобы распалить. Чтобы запомниться и не быть слишком легкой добычей.
Играли свои соблазнительные продуманные роли, другими словами.
Макаров всё чаще ловил себя на том, что общается не с девушками, а со сборником любовных ходов. Они садились под правильным углом, эффектно выгибались, говорили с крючками, надеясь зацепить его внимание и заинтриговать, показывали удивительную растяжку в спальне. Все, что угодно, чтобы выйти за рамки двух-трех встреч и остаться при нем.
Строчки на немецком по-прежнему горели на экране.
Раздражали.
— Анфиса, — Макаров наклонился к телефону внутренней связи. — Мне нужна машина.
— Да, конечно, — отозвалась секретарь.
Пора было уезжать из офиса. День вышел бесконечным, а завтра придется много улыбаться и изображать счастливого молодожена на камеру. Он четыре года шел к корейскому контракту и не собирался сворачивать на финишной прямой. Если надо будет, он сам сыграет любую роль из любого сборника.
У него и так едва не вышла осечка. Он поторопился и сделал предложение Полине — принцессе из богатой влиятельной семьи. Какого-то черта решил, что это выгодная партия и ее сумасбродный характер не станет помехой. Хотя почти сразу увидел, что совершил ошибку.
Макаров был готов к капризам, но ее мелочная бытовая жестокость стала открытием. Она кричала на прислугу, унижала и увольняла людей, говорила о знакомых то, что ему бы не пришло на ум. В глубине души он испытал облегчение, когда она швырнула его кольцо, разорвав помолвку. Он сам был близок к этому, только надеялся дотянуть до подписания контракта.
— Иру уже увезли? — спросил Макаров, выйдя в коридор и заметив секретаря у соседнего кабинета.