Может, он сенсорный?
Помацала пальцами рамку по периметру. Никакого эффекта.
– В тумбочке должен быть пульт, – подсказал голос у двери.
Я вздрогнула от неожиданности и покачнулась, взмахнув рукой. Чёрная ваза, которую я зацепила, звонко дзинькнув, покатилась по полу.
Вот же ж блин!
Выругавшись про себя, я кинулась за ней. Не зря говорила бабушка, чего боится, то и случится.
Вот сейчас сломается этот шедевр современного американского или какого там искусства, и буду я до конца своих дней отрабатывать её стоимость, драя палубу и начищая до блеска якорь.
В общем, даже не раздумывая, я бросилась за вазой. Она ударилась об угол кровати и отскочила в сторону, а я, стремясь ухватить, в охотничьем азарте, прыгнула за ней. Платье в прыжке натянулось и, по ощущениям, содрало большую часть кожи с моей спины. Я взвыла. Резко стало не до вазы.
Так и застыла на коленях, в позе игривой собачки, стараясь не двигаться, чтобы не сделать ещё больнее.
И тут на спину мне прыгнул… нет, не лев, это был, скорее, крокодил. Нечто среднее между тяжёлым бревном и раскалённым утюгом. Он схватил меня сильными жёсткими лапами и прижал к себе.
Наверное, что-то подобное чувствует человек, с которого снимают кожу. Если бы в каюте были обычные окна, их наверняка вышибло звуковой волной. Крокодил меня тут же отпустил и прошептал:
– Прости, я подумал, ты ударилась. Рассчитывал тебя подхватить.
Это признание окончательно выбило меня из колеи. Села на пол, и этот живодёр опустился рядом.
– Покажи спину.
– Да всё нормально, – отмахнулась я. Моей спине был необходим покой. Она не хотела даже, чтобы на неё смотрели.
– Похоже, я только что испортил то, над чем трудился всю ночь, – сочувственно улыбнулся он.
– А я, кажется, испортила твою вазу, – кивнула на валявшееся в углу произведение искусства. – Так что мы квиты.
– Да бог с ней, с вазой, – теперь отмахнулся он. – Ты встать-то сможешь? Вообще-то, я приготовил завтрак и собирался тебя покормить.
– Сам?
Он кивнул.
– А куда делся твой повар?
– Я отпустил команду на берег.
– Всех?
– Всех. Мы сейчас одни на борту. До самого вечера.
Толи его тон, толи само осознание, что кроме нас на яхте никого нет, толи вернулась температура, но меня бросило в жар. Я убеждала себя, что не придаю его словам никакого тайного смысла. Джон вовсе не хотел ничего такого сказать. Просто отпустил команду погулять. Наверное, мы возле какого-то крупного города. Но поселившиеся внутри бабочки надежды радостно махали крылышками, поднимая ураган ненужных мыслей.
К тому же я была голодна. Во всех смыслах. Не ела я со вчерашнего обеда. А вот мужчины у меня не было уже больше года. Но об этом я думать не буду. Джон ведь говорил о еде. И больше ничего не имел ввиду.