И она не нужна ему!
Джемма вцепилась пальцами в столик перед зеркалом и закричала от невыносимой боли, что терзала ее изнутри. Лучше бы она сунула руку в огонь! Лучше бы ее поцеловала королева хаоса! Дорожки льда разбежались по деревянной поверхности, зеркало покрылось морозным узором, пузырьки с кремами и духами треснули и разлетелись осколками один за одним. Сквозь пелену тумана Джемма видела свои руки — кожа покрылась крохотными трещинками, словно лед на реке перед половодьем. Тихий треск, поначалу на грани слышимости, становился все громче и отчетливее. А потом неудержимый поток прорвал плотину где-то внутри ее тела, вырываясь на свободу и меняя ее навсегда, принося и боль, и освобождение.
***
Родерик так и не смог уснуть и ворочался в постели до самого утра, мучаясь от фантомной боли в руке и от куда более реальной — в сердце.
Джемма всегда была его верным соратником — человеком, которому он доверял свою спину и в хаосе, и в реальности. А теперь жалел, что однажды у него не хватило сил повернуться спиной в прямом смысле. Он тосковал по временам, когда они были втроем, и за его правым плечом стояла сама смерть. Он скучал по Моррену, и если бы можно было повернуть время вспять и вновь оказаться в походном шатре у Стены в тот самый вечер, когда Джемма пришла к нему и сбросила одежды, — то накинул бы на нее свой плащ, как на Арнеллу Алетт, и отправил прочь к Изергасту.
Но он был молод, еще горел после Охоты и давно, чего скрывать, хотел Джемму. Моррен этого, конечно, не простил.
Дождавшись рассвета, Родерик наскоро оделся и отправился к Джемме. Он остановился перед синей дверью, собираясь с духом, занес руку и вдруг услышал голос. Джемма пела, и песня ее лилась и журчала переливами, и была чистой, словно горный ручей. Родерик все же постучал, песня прервалась, а потом Джемма открыла дверь, заслонив проход.
— Родерик? — она смотрела на него с равнодушным недоумением и легкой досадой, и он почувствовал укол раненого самолюбия. Он боялся, что Джемма убивается от горя, а она поет и прихорашивается: на ней было белое платье с бледно-голубой вышивкой, и Джемма в нем выглядела снежной королевой: холодной, недоступной и такой прекрасной, что у него перехватило дыхание.
— Я хочу извиниться, — все же сказал он то, зачем пришел. — Прости меня, Джемма, я был резок и груб с тобой.
Она молчала и смотрела на него все с тем же холодом, граничащим с брезгливостью.
— Ты очень дорога мне, — добавил он. — Я не хочу тебя терять. У меня был сложный день. Я встретил путника, представляешь? Но все, что он сказал: просто продолжай идти. Потом император пригрозил меня сжечь, если я не верну огонь, потом стихийник...