Ему уже было плевать, за кого она там вышла замуж. Он был согласен услышать новость про мужской гарем. И принять ее со стоическим пофигизмом.
К концу третьего дня при виде календарика с бесстыдницей под подушкой товарища, он шарахался в другой конец казармы.
Вот так Дарина спасла жизнь и провела тонкую психологическую работу с личным составом.
Но вернемся к Ольге. Ольга еще не подозревала, про успехи Дарины на психологическом поприще. И готовилась выслушать про то, в каких козлов влюбляются женщины!
— Упала! Отжалась! — рявкнула Дарина.
Ольга перепугалась и послушалась. Она уперла слабенькие ручки в землю и уже устала. Ольга и сама хотела избавиться от этого чувства. Ей очень хотелось вернуть того милого дурачка с букетом ромашек.
— Раз, два, — заметила Дарина, стоя над ней.
Чахлые ручки Ольги дрожали и пытались согнуться. Два раза они согнулись. На третий раз просто заявили, что созданы не для этого. И отказали. Ольга лежала лицом в травке.
— Встала! Упала и отжалась! — продолжала проводить психологическую работу Дарина.
Ольга немного полежала. И стала подниматься. Дрожащие ручки кое-как сгибались под весом тела.
— Ну как? Любишь еще? — спросила Дарина.
Ольга лежала на траве и смотрела на какого-то жучка, ползущего по травинке. Скосив глаза на жучка, Ольга пыталась найти в себе силы или разлюбить, или отжаться. Но сил ни на то, ни на другое не находилось.
Не действовали ни угрозы драить казарму, ни караул, ни шесть кругов вокруг казармы.
Всем стало понятно, что Ольге проще отдраить шесть казарм зубной щеткой, чем разлюбить проклятого эльфа или отжиматься до потери интереса к мужчинам в целом.
— Сдаюсь, — пожала плечами Дарина. Она досадовала, что такой надежный и обкатанный годами способ не подействовал.
— Хорошо, попробую я, — вскочил на голову Ольги Витириэль. — Я готов пожертвовать собой ради спасения всего эльфийского народа!
Все посмотрели на хомяка с уважением. Тот покачал головой.
— Пусть память об этом подвиге живет, — голос Витириэля дрогнул. Он чуть не расплакался. — Пусть его не забывают потомки.
Присутствующие поняли, что речь идет о чем-то грустном и страшном.
— Я … я… чувствую, как холодеют мои лапы в предчувствии неизбежного… Но… — на глазах хомяка выступила слеза. И тут же потерялась в шерсти. — Я хочу, чтобы в честь меня в лесу назвали какое-нибудь дерево. Но не акацию.
Эльфы переглянулись и очень погрустнели. Они опустили глаза, в знак скорби.
— Ну что ж, долгое прощание — лишние слезы, — сглотнул хомяк. — Выходи за меня замуж.
Его голос дрогнул. Дарина посмотрела на Асмодея. Челюсть Асмодея отпала.