— До Снегурочек ещё полчаса, идём в кабинет, приляжешь, — настаивает Давлат.
— Отпустишь, Кристин? — смотрит на меня с прищуром старик.
— Буду настаивать, — улыбаюсь в ответ и целую в дряблую щёку. — Это вам стимул.
— Ну, теперь точно отдохну, от души…
Дед и внук уходят, а я, проводив ставших мне дорогими мужчин, сжимаюсь в комок под пристальным взглядом хищника. Я не буду сожрана лишь потому, что принадлежу другому, а этому тот другой ещё нужен не во врагах…
— Ну а теперь, пока мы одни, — наклоняется ко мне через стол Дробант, — поговорим о твоей подруге… Ты ведь за этим хотела меня видеть?
А вот и ответ.
Глава 18. (Не)ламповая история
Лампа плачет.
За годы нашей дружбы можно по пальцам пересчитать те разы, когда я видела её в слезах. Эта маленькая и тоненькая леди имеет стальной характер и презирает нытиков и плакс.
Борька сидит рядом, обнимает, гладит по волосам. Сейчас страшно взрослый и такой мужчина-мужчина.
— Ну, Ламп, — растерянно говорит, будто сам является причиной её слёз, — не убивайся так. Зуб даю — он мне больше не друг и не тренер.
Подруга вскидывает свои огромные глаза на моего брата и, пытаясь улыбнуться сквозь слёзы, бормочет:
— Спасибо, бро…
— Не за, бро… — и переключает её на позитив: — Как там Кирюша? Приносили его сегодня?
Лампа вытирает слёзы маленькими кулачками, приосанивается, улыбается уже искренне и делает то, что умеет лучше всего — сияет.
— Нет, — говорит с сожалением, — мне его пока не дают. Он ещё в кювезе. Я могу только смотреть.
Протягивает руку, берёт за руку меня и Борьку и произносит:
— Ребята, моя настоящая семья — вы. А они… — машет в сторону двери, за которой, наверное, до сих пор разбираются Марк и Семёныч, — они никто… И Зинаида Сафроновна, — глубокий вздох, — тоже.
Борька сильнее обнимает Лампу и говорит:
— Твой сын — мой племянник, потому что ты — моя вторая сестрёнка. А за сестру я любого порву, у Тиши спроси.
Киваю — порвёт. Вон как давеча накостылял Давлату.
А вот и он — лёгок на помине — просовывает голову в палату, добродушно здоровается и манит меня.
Развожу руками, извиняюсь. Лампа машет в мою сторону узкой ладонью: мол, иди. Удивительно, но им с Борькой всегда было о чём поговорить. Порой, я чуть ревную, потому что у них прямо-таки родство душ…
Выскальзываю в коридор к мужу. Давлат смотрит строго, руки на груди сложил, губы поджал. Недоволен мною.
— Ну и делов ты наворотила, моя драгоценная, — цедит недобро. — Выпороть бы твою прелестную попку…
А я не могу не улыбаться, потому что понимаю — речь идёт о Викторе.
Наш разговор с Дробантом встаёт перед мысленным взором…