Найденное над умывальником, настенное зеркало притянуло его к себе, вовлекло, проглотило и выплюнуло, но уже не собой, а совершенно новым, чужим человеком. Если и знакомым, то только по старым чёрно-белым фото, которые он прятал одинаково глубоко как на антресолях своей московской квартиры, так и в кладовых своей памяти. А ещё он помнил себя таким глазами Анны.
«Я стану! Стану твоей ведьмой! Вот увидишь! Ты же сам говорил, что ведьмы только к пятидесяти входят в силу!»
Да, это так. Пятьдесят лет для тёмного – это время силы. Анна вошла в него молодой, как настоящая ведьма. Надо сказать, неожиданно молодой для светлой. Видимо, не зря неустанно благодарила Алевтину за поддерживающие молодость эликсиры – у дружбы с тёмными есть свои плюсы.
Он выпрыгнул из воспоминаний и задумался. Время силы – это интересный феномен, не до конца изученный и иногда опасный. В случае с Лентом – определённо опасный. В пятьдесят он потерял Анну. И вот ему снова пятьдесят, спасибо смене силы, и он снова не уберёг женщину. Похоже, эта цифра поймала Лента в своих цепкие объятия, как кольцо перерождений ловит души.
Внимательно изучив отсутствие морщин у своих глаз, чётко очерченные губы и волевой подбородок, он провёл инспекцию ванной комнаты на наличие геля для душа и пены для бриться, удовлетворился найденным и через десять минут, не только помолодевшим, но и посвежевшим, очутился в палате лицом к лицу с полным человеком, белый халат которого в совокупности со стетоскопом на груди сигнализировал о его принадлежности к медицинской профессии. А вот и докто́р!
Человек благодушно улыбался в бородку и поддерживал руками немаловажный в его профессии живот. Была у Лента одна знакомая врач, наотрез отказывающаяся подкрашивать раннюю седину: «Я и так молодо выгляжу, – говорила она, – без седины мне больные вообще верить перестанут». Репутационная фишка. Лент мог поспорить, что этому доктору ничего не стоило справиться с лишним весом.
– Голубчик! Рад вас видеть в добром здравии, – на чистейшем русском языке поприветствовал Лента врач-бородач: – Признаться, я был немало удивлён вашим появлением. Каретой, в силу специфики, редко поступают такие здоровые люди.
Само собой на халате доктора тоже поблёскивала синяя нить, но он избрал форму общения, доступную всем присутствующим. Вероятно, с оглядкой на молнии в Любочкиных глазах.
– Разве я не просила вас не мешать, доктор?!
– Да-да, душа моя, просили, «Лаврентий Петрович занят, вы не можете войти!»… Не сердитесь на даму, уважаемый Лаврентий Петрович, подступы к вашей двери она защищала самозабвенно.