«Целительствуешь, Мина?»
Она смотрела внимательно и тревожно, пристально изучая, буравя его глазами. Даже губу прикусила. Хорошенькая! Он бы с такой и поближе познакомился… лет тридцать тому назад.
«Что молчишь, француженка, ответствуй. Заодно расскажи, отчего ты меня понимаешь».
Французский язык он знал прекрасно, но она понимала его и без того. Сам по себе мыслеформ не был чудом, он был обычным языком общения тёмных, разновидностью телепатии, для тех, кто не желал загреметь в психушку, вот только светлым знать тёмных секретов не положено. Она почему-то знала, но это чужая проблема, а вот зачем он, Лент, завёл разговор с незнакомой светлой на языке тёмных – это уже вопрос к нему. Впредь стоит быть осторожнее. Париж, всё-таки. Мало ли здесь таких, как она?
«Я не француженка, месье, я американка. Родилась на Филиппинах. На американской военной базе».
Снова глубокий вздох и глаза долу. Американка, Филиппины, Париж. Лишняя информация, но он расслабился – она говорила правду, а когда люди говорят правду – это всегда хороший знак. К тому, что нынешняя жизнь тасует людей по земному шарику, как карты, он давно привык. Отметил только, что на прямые вопросы гостья отвечать не торопится. Значит, предположение о простом любопытстве можно отбросить.
«Говори, что тебе от меня нужно, Мина-американка, раз уж к поддержанию беседы ты не расположена», – сказал и подумал, что надо бы немного разрядить обстановку. Попытался улыбнуться. С непривычки мышцы лица сократились кривовато, чёртова командировка давала мало поводов для улыбок. Мысль снова вильнула в сторону и попыталась умчаться вдаль, в конференц-зал, переполненный синими. Но не умчалась, споткнулась о феромоны.
«Дешёвое заклинание, не могу остановить, – быстро прошептала Мина, извиняясь, – включается на собеседника и работает до истощения. Мне по работе нужно».
Знала бы она, как тяжело таким, как он, продираться через эту хрень, отбивающую нюх! Но девушка была такой юной и такой светлой, что Лент зажмурился и отвёл глаза. Сколькой ей? Была бы тёмной – другое дело, но светлые живут, как все, значит, ей лет двадцать - двадцать пять. Совсем ребёнок.
Оттого ли, что говорили они, как коллеги, на мыслеформе, или потому, что феромоны мешали ему сосредоточиться на рабочих проблемах, но его перегруженная тщетными поисками голова взбунтовалась, отказываясь от поддержания защитных барьеров. Что бы ни беспокоило эту светлую, ему захотелось ей помочь.
«Говори!» – снова получилось резче, чем он планировал, но сейчас это было даже к лучшему. Красавица рисковала искусать в кровь свои премилые губы, а это было… лишним. Посвящённая светлая. Таких нечасто встретишь. И если бы не Анна, он бы сейчас занимался нормализацией учащенного сердцебиения. Но Анна в его жизни была, и опыт подсказывал: если светлую учит темный, то... научит.