До января дотянули «в духе сотрудничества и взаимопонимания». Вроде бы и вместе, но каждый о своём.
Лент по-прежнему осваивал боевую магию дам, хотя всё чаще концентрировался на переключении сознания. Зеленеть и синеть по собственной воле у него пока получалось плохо – преобладание фона непозволительно серьёзно зависело от эмоций. К тому же, синяя половина была сильнее, стоило открыть финансовый дайджест и от пламени не оставалось и следа, напротив, тело заливал покой, а мозг – холодный расчёт.
В такие синие периоды, он снова и снова задавался вопросом о возрождении высшего Демона. Зачем? После пропажи ведьмака Александра, никаких новостей на этом фронте не было. Как не было и ответа на сам вопрос. Лент знал, что этим занимаются лучшие аналитики синего клана. Как только что-то прояснится, он узнает об этом первым. То есть вторым, конечно, после отца.
В зелёные периоды Лент порывался немедленно ехать в Париж и разбираться, что же произошло с Додо. Думать о том, что происходит с Миной, он боялся. Одно знал точно – просыпаясь по утрам, он безошибочно ощущал её «присутствие». Заказал себе на дом всякого железа и всякий раз, когда синева позволяла ему зелёные промежутки, хватал гантели и отжимал штанги.
Савила послаблению в темпе занятий даже обрадовалась – она снова приняла клан и очень уставала от административной нагрузки. «Всё-таки годы» – ворчала она, а сама бежала домой к своей новой игрушке, Руфусу.
Любочка целыми днями пропадала в конторе. Алевтина «принимала». Погода лютовала. Дел в Москве оставалось всё меньше, и оттягивать отъезд становилось по-своему неприличным. Не разыгранной оставалась всего одна карта – юбилей. Сто лет исполняется не каждый день, и Ленту поступали через Савилу настойчивые просьбы: зелёные красавицы просили его задержаться до шестнадцатого в Москве, готовили сюрприз. Лент сюрпризов не любил, но ведьм своих уважал. Склочные и взбалмошные, они были ему хорошей семьёй все эти годы, их просьбу он должен был уважить.
– Алевтина, зайди, как освободишься! – позвал он из «архива», где просиживал штаны часами. Алевтина ему не мешала – сама была занята. Сегодня входная дверь квартиры открывалась и закрывалась уже трижды. И это в такую-то стужу! Не сидится дамам по домам.
Мелькнул серый подол, послышалось французское «Ж’арив!» – бегу, мол – Алевтина теперь часто срывалась на родной язык, потому что учила английский, ругая его «испорченным французским» – миг, и кормилица услужливо замерла напротив с вопросом на лице и молитвенно сложенными руками. Всё без толку! Продолжать борьбу с её раболепными привычками бесполезно – горбатого могила исправит. Лучше просто не замечать. Не замечал же он раньше! Меньше бывал дома…