— Есть у меня изменения.
— Да ладно?! Что, на брюнетов потянуло?
Улыбается многозначительно, а я бросаю резко:
— Я теперь с Кацем.
Замирает на месте. Словно спотыкаясь о мое предложение. Глаза выпучивает.
— Ты с кем?!
— У меня отношения с Иваном.
Не совсем правда. Это не отношения. Он просто взял для себя понравившуюся подстилку в пользование. Но я Сэму этого не скажу.
— Не понял.
Глаза у Саймона больше не смеются и веселость исчезает.
— Ты сейчас про Ивана Кровавого?!
— Да.
— Рора, ты в своем уме?!
Рявкает зло.
Реакция Саймона меня удивляет, закрадывается смутное сомнение, и я задаю один-единственный вопрос:
— Сай, ты в курсе, чем еще промышляет Ридли? Я имею в виду помимо модельного бизнеса?
Внимательно смотрю, ищу ответы и нахожу…
Бледнеет на глазах. Открывает рот и закрывает, а затем отводит взгляд…
Мне даже слышать его ответ не нужно. Я понимаю все по мимике, по взгляду, почему-то мне кажется, что Саймону больно…
— Аврора, не говори мне, что тебя… под русского этого… Невозможно это. Ридли тебя никогда…
Улыбаюсь. Фальшивая улыбка — она мое оружие, моя маска. Когда в душе все свербит, когда капли крови вырываются и текут ручьями изнутри, я улыбаюсь…
— Иван берет все, что хочет, и он пригласил меня. Так и завязалось.
— Я тебя не понимаю, Аврора. Ты с темы на тему не перепрыгивай! При чем тут этот русский?
— Он захотел меня. Предложил переехать к нему, и я согласилась.
— Ты шутишь…
— Нет. Серьезна как никогда.
— Я даже не знаю, что сказать…
Тихий шелест и потерянный взгляд, а я многое скрываю: воспоминания, обрывки фраз.
— Просто отпусти, Сай.
Смотрит на меня не мигая. Все что-то сказать хочет, но молча кивает, уходит.
А я понимаю одно. Саймон был в курсе.
Как сказал Ридли, я единственная, которую пришлось уламывать на подобное…
Захожу в спальню и сажусь на кровать, взгляд останавливается на комоде с детскими фотографиями, где на одной я весело обнимаю родителей, на второй сижу на своей пятнистой индейской лошадке.
Останавливаю взгляд на ветхом доме, деревянном с открытой верандой. Даже на фото видно, как прогнило дерево. Таким он был долгое время, пока я не стала зарабатывать и мы не сделали ремонт.
Долго рассматриваю фото, где я с бабушкой, моя Нину здесь уже больна, но все так же улыбается, и ее старческая рука с пигментными пятнами обвивает меня.
В последнее время я не могу контролировать перепады настроения. В одиночестве можно не улыбаться, не для кого играть и надевать маску.
С самого детства в самые тяжелые времена внутренних переживаний я всегда убегала на задний двор. Еще ребенком забиралась в самый конец ранчо, скрытый от глаз забором да стогом сена, и давала волю слезам. Всегда была одиночкой.