— Вот и займи себя делом. Это твой дом, меняй все, что захочешь, Аврора.
— Не уходи от темы. Ты делаешь это, потому что думаешь, что не выживешь, да?! Так, выходит?! — выпаливаю и застываю, потому что он не отрицает, смотрит твердо, прямо.
Непоколебимый. Невыносимый. Умеющий принимать удар от жизни и стойко выносить все, через что ему приходится проходить.
Слезы катятся из моих глаз.
— Просто живи, Иван, живи, будь рядом с нами, ты не можешь меня бросить, нас бросить! Это предательство!
Наверное, в моем голосе слышна мольба. Плевать.
Поднимается. Спокойный сейчас на редкость, решительный, приближается ко мне твердой поступью, абсолютно не смущаясь своей наготы. Красивый до невозможности.
Отвожу взгляд, поднимает лицо за подбородок и смотрит прямо в глаза.
— Мужчина должен уметь принимать решения, Аврора. Однажды мой сын унаследует все, что принадлежит мне, он мой наследник.
— Однажды… — повторяю грустно.
— Я сожалею, Аврора, действительно раскаиваюсь в том, что ты попала ко мне. Жила бы своей яркой жизнью, забот не знала. Я виноват перед тобой, но не изменить уже ничего. Ты вошла в мой дом, и он стал твоим.
— Нет твоей вины, Ваня. Это судьба. Так было предначертано. Сошлись пути, и я… знаешь, я не жалею, мое сердце выбрало тебя…
Это признание я почти шепчу. Все это так волнительно, так невыносимо и больно. Смотреть на мужчину и разрываться от чувств, которые просыпаются. Только на грани потери приходит осознание, что не хочешь терять.
Привыкла к нему, приросла, словно сердце слилось воедино с его сердцем.
Помутнение это или нечто иное, но с первой секунды, стоя на крыше отеля, я пропала…
Проводит пальцами по моим губам, смотрит так, что душа разрывается.
— Странная ты, куколка, я тебе даю все, что имею, считай, свободу твою тебе возвращаю. Верно ведь говорят, нет человека и нет проблемы…
— Дурак. Какой же ты… Не слышишь меня. Не нужна мне твоя свобода! Я хочу тебя, Иван, хочу, чтобы ты жил. Сам сказал, что я семьей твоей стала…
Прищуривается, взгляд темнеет, дышит надрывно, словно ему больно, и я понимаю, что Кровавый сейчас, как загнанный в клетку зверь, он будет бросаться на прутья до собственной агонии, не сдаваясь, но не всегда человек, даже такой сильный, как Кац, способен победить стаю…
— Ты ведь все равно не согласишься на то предложение, не уступишь, как советует Серебряков…
Долго смотрит в мои глаза.
— Счастье должно быть чистым. Не такой ценой, Рори, не такой… Заставлять платить по счетам виновных одно, а то, на что меня подбивают, это иное… Беспредела я не допущу.
И такая мощь в этих словах, уверенность в своей правоте. А во взгляде твердость.